Однако героизм прагматиков сумевших убрать руки с кнопок, когда все, вроде бы, в политическом плане, было на мази, не оценили. Вернувшиеся с полей сражений, еще не растратившие пыл, маршалы сочинили бесчисленные легенды об утерянных победах, о предательстве верхов, о почти опрокинутой и сдавшейся Империи, о миллионах простых героев из народа совершивших подвиг зазря. Их поддержали кое-какие силы в промышленных кругах: имелись недовольные среди производителей мощных боеголовок, типа тысячемегатонного «Лилипута», ведь их детище никто даже не соизволил испытать, а также недополучившие прибыли бизнесмены среди производителей обычных средств поражения. Раздираемый противоречиями и экономическими последствиями войны Федеральный Союз едва не распался, содрогнулся от нескольких подрывов «детонаторов» гражданской войны, в конце концов, сменил правителей, а в какой-то мере и саму форму правления, и, перекрасив вывеску, преобразился в Республику.
Если разобраться, то с геополитической точки зрения, война для Союза-Республики хоть и не принесла тех благ, что обещали ее зачинатели, тем не менее, не прошла совсем уж за так. Безусловно, потери оказались значительными, главной цели – закрепления на континенте эйрарбаков – достичь не удалось, более того, отступив, браши продемонстрировали слабость, а это сразу привело к выпадению из обоймы нестойких союзников Северного полушария, опасающихся мести номинально победившей Эйрарбии. Но зато, война закрепила за Брашпутидой право на главенство в Южном полушарии Геи, подперла когда-то выданное по Первому Аберанскому договору, но тайно оспариваемое Империей, право на владение Мерактропией и, само собой, сильно ослабило главного планетарного конкурента – ведь атомные бои велись, как-никак, на его «доске», а значит все прелести локальных и прочих заражений местности остались там, в Эйрарбии.
Конечно, и эйрарбаки, сводя дебиты и кредиты в сумму, могли высосать из пальца некоторые плюсы. К примеру, и главное, они выстояли – успешно отбили самое тотальное из всех тотальных нападений на себя; умудрились увесисто врезать по зубам и брашам, и их сателлитам капуцинам, а дрексов вообще смешали с землей, превратив их страну в большой полигон по испытанию и доведению до ума разнообразных военно-технических новшеств. Так что в итоге, довольными могли оставаться все. Но что-то не получалось.
Главное, Вторая Атомная показала, что нельзя спокойно спать, свесив ножки с лавочки – планета для этого не только небогата ресурсами, но и вообще, мала. Единственное чего в ней вдоволь, это – человеческих существ. Но если к своим как-то, шатко валко, привыкаешь, да и есть от них какой-никакой прок, то от других рас, особенно расплодившихся без меры, одни напасти. Что с того, что некоторые напасти надуманы? Все, о чем долго и кропотливо размышляют самые сложные в мире мозги, рано или поздно воплощается в реальность. А значит, спать не приходится, ибо за свешенные ножки может кто-то ухватить, да не просто теплыми ладонями, а остро-клыкастой, часто маскируемой улыбочкой, пастью.
И следовательно, наступление, катящейся из будущего, Третьей Атомной было предрешено. Понятно, все участвующие стороны готовились к ней не покладая сил. Кроме того, итоги Второй научили не только маршалов, но и политиков главному – цели термоядерных разборок не могут и не должны быть мелки, они должны быть предельны, а значит, сразу и без промедления нужно вводить в действие всю подвластную мощь.
В частности, по вопросам высадки на чужой континент, стратеги Брашпутиды усвоили, что нельзя вначале высадиться, а уже потом расширять плацдарм ядерной дубиной, гораздо лучше и надежней пригладить чужую сушу мегатонной лавиной, а уж после, успокоившись, и снизив порог разборок до тактического уровня, начинать завоевание севера. Поэтому все планы ведения войны соответствовали именно такому принципу. И его нельзя, невозможно было обойти.
18. Позабытый сундучок
Хорис-Тат, застрявший в продвижении броне-лейтенант и командир танковой «пятерни», считал, что в его душе и, тем более, голове давным-давно отшумели муссоны романтики, кувыркнулись в прошлое юношеские мечты о лихих и грозных походах во вражеские тылы. Булькнули в болото обыденности, в промасленные будни регламентных графиков картины пронизанных навылет, тронутых гусеничной копотью, городов. И затухли, невостребованными, слезы счастья на мужественных шрамах лица, озаренные злато-серебреным сиянием, поднесенных начальственной прихотью, медалей. И даже картина чудесного перемещения вверх по служебной пирамиде, когда раскинутая вширь, разверзшаяся под руками, хроно-карта всосет внутрь сжатую броней перископную узость, обросла мхом, затерлась паутиной темной НЗ-шной матовости, не нюхавших километры, гусениц.