Он пил спокойно, размеренно. Казалось, никакая забота не нарушала его скромную радость, но каждый раз, когда дверь открывалась, в его добродушных глазах вдруг появлялся пронзительный и жесткий блеск, и он, не поднимая головы, устремлял свой проворный взгляд в направлении входа.
Инспектор Льюис занимался приготовлением второй порции виски с содовой, когда вошел Антуан.
— Официант, — сказал инспектор Льюис, — спросите от моего имени у месье, что он хотел бы выпить?
Антуан, который нерешительно всматривался в лица, услышал эти слова и направился к стойке.
— Я ничего не пью, — сказал он.
— Вы предпочитаете не пить, а говорить? Но ведь одно другому не мешает, — любезно сказал Льюис.
Он отошел со своим стаканом от стойки и повел Антуана в глубь зала, где никого не было. Там он предложил ему сесть в кресло, а сам сел с другой стороны бочки портвейна, которая служила столом.
— Это и в самом деле приличный уголок, — со вздохом удовлетворения сказал Льюис.
Он сложил ладони вместе.
— Я был в этом уверен, — сказал Антуан.
Инспектор рассматривал его с учтивым любопытством.
— Мне не удалось как следует разглядеть вас этой ночью, — продолжал Антуан. — Но я был прямо уверен, что вы принадлежите к тому типу людей, которые все время потирают руки, глядя на несчастья других.
— Хе! Хе! В этом есть своя правда, — сказал инспектор Льюис. — Нужно, правда, только, чтобы несчастье было не без трудностей, не без сложностей и чтобы оно заставляло работать ум.
Он собрался было потереть руки, но опомнился и смущенно прошептал:
— Извините меня, я уверен, что это действует вам на нервы.
— Немного, — сказал Антуан.
Он поскреб край бочки, на которую облокотился и продолжил:
— Вы принадлежите к тому типу людей, которых несчастье… как мое… в Лондоне, не интересует.
— Очень даже интересует, месье Рубье. Очень. Но исключительно из чувства симпатии. На процессе я был на вашей стороне. И я об этом думаю. Такие женщины, какой была ваша жена, — это горе для страны.
Глаза Льюиса перестали улыбаться. Они были искренними и очень жесткими. Антуан почувствовал симпатию к инспектору.
— Вы странный полицейский, — сказал Антуан задумчиво. — Может быть, из-за этого… я не побил вас вчера. Не из-за страха, как вы понимаете.
— Я знаю, — сказал Льюис.
Он заказал третью порцию виски и вздохнул:
— Когда сидишь вместе с кем-то и пьешь один, то чувствуешь себя старым пьяницей. И тогда появляется неприятное ощущение, что ты воруешь у собеседников время. Мне нравится этот разговор о наших характерах… Но вы ведь пришли не для этого?… Миссис Динвер, не правда ли?
Антуан посмотрел на полицейского и ничего не ответил.
Инспектор Льюис слегка отодвинул стакан, который ему только что принесли, и тоже в свою очередь облокотился на бочку. Его голова почти касалась головы Антуана.
Он сказал очень тихо и очень спокойно:
— Она его убила… вам ведь известно…
В моменты опасности Антуан умел держать себя в руках и нервы его не подводили.
— И в правде и в неправде вам, чтобы хорошо работать, нужно заставать людей врасплох, — сказал он.
Он сидел, опершись лицом на правую ладонь, и голос его был как нельзя более естественным. Он чувствовал, что ничего не выдал инспектору.
— Месье Рубье, вы заблуждаетесь, — сказал серьезным тоном Льюис. — Я не лукавлю с вами. У меня просто нет такой возможности. Я думаю в вашем присутствии… Не больше того…
— И что? — спросил Антуан.
— И вот я думаю, что такая женщина, как миссис Динвер, не может… как бы это сказать… привязаться к мужчине… извините меня, к такому, как вы, без того, чтобы… я прошу прощения… здесь не было какой-нибудь подозрительной причины, сообщничества в несчастье… несчастье, которое уже случилось.
Антуан слегка пошевелил левым плечом и сказал:
— Спасибо за мою внешность…
— Хорошее чувство юмора, — сказал Льюис, улыбнувшись.
Его взгляд снова стал серьезным и он продолжил:
— И все же это рассуждение подтверждает другое мое рассуждение. Я не верю, что с Динвером произошел несчастный случай. Мужчина, обладающий хоть какой-то сноровкой, знающий места, не падает со скалы, когда нет никакой осыпи. А на той скале ничего не осыпалось. Скала находится в пределах его владений. И Динвер был отличным спортсменом.