И этот мужчина, чей образ она прогнала, вытеснила из своего сознания, восстанавливал благодаря Антуану свои черты, свой характер, обретал своеобразное сверхъестественное существование.
Всякий раз, когда Антуан пытался перенести на нее свои собственные терзания — а это обычно длилось часами, — Кэтлин была уверена, что она ощущает вокруг себя присутствие некой формы, не доступной восприятию других смертных. Она чувствовала дыхание этой формы, угадывала голос, который оповещал Антуана.
От такого врага, действовавшего таким образом, нельзя было ничем защититься: ни словами, ни Действием.
В то же время молодую женщину преследовали и другие опасения, совсем иного рода.
Инспектор Льюис перестал появляться около дома Кэтлин. Но зато стали наведываться португальские полицейские в форме и агенты безопасности в штатском: они совершали обход квартала, осведомлялись у соседей и у торговцев о привычках Кэтлин, о ее манерах и даже о ее здоровье. Они не пытались скрывать свое расследование. Они выглядели развязными и понапрасну неловкими.
Они велели Марии прийти в полицейский участок, чтобы проверить ее право сдавать в аренду квартиру, где жила Кэтлин. Они изучали доверенность, как какую-нибудь фальшивую ассигнацию. Мария вернулась исполненная смиренного ужаса.
А Кэтлин дрожала еще сильнее.
Сталкиваясь с таким количеством опасностей, она чувствовала, как тают последние запасы ее сил и как сдает ее рассудок. Ее поддерживала только надежда на отъезд. Грузопассажирское судно казалось ей спасительной гаванью, ковчегом мира, необитаемым островом.
В тот день, когда прибыло судно — и как раз в тот момент, когда пришел полицейский и очень любезно попросил у Кэтлин ее паспорт. Речь шла о банальной проверке. Он скоро его принесет.
Антуан узнал об этом визите, вернувшись из порта, и у него на челюсти заметно заиграли желваки.
— Ты не получишь назад свой паспорт, пока корабль не поднимет якорь, — глухо сказал он.
— Но тогда… но… печати, визы… — прошептала Кэтлин.
— Да, именно, — сказал Антуан, — именно.
Ему хотелось сохранить спокойствие, ему нужно было сохранить спокойствие. И ему это удалось, но в душе у него родилась жесткая, тяжелая, беспощадная злость на Льюиса.
Льюис ударил ниже пояса. Он снова превратился в гнусного полицейского. Его игра перестала быть честной.
— Теперь я, значит, уже не могу уехать… так, да? — спросила Кэтлин.
У нее был такой голос, такое лицо, что Антуану все вдруг показалось суетным и преступным, все, за исключением мысли о том, как вернуть ей жизнь. Он понял, что больше никогда не будет встречаться с Льюисом и что отныне он оставит Кэтлин в покое.
— Не забывай, — воскликнул Антуан, и все хорошее, что в нем было, отразилось на его лице, — не забывай, что я сказал тебе однажды: ты мой друг, мой настоящий друг и мы уедем вместе.
Он притянул Кэтлин к себе и, забыв все свои сомнения, все свои задние мысли, покрыл поцелуями ее щеки, лоб, глаза, губы, и отправился к Порфириу Рохасу в Компанию Карибских грузовых судов.
В этот вечер комната на углу не была пустой. Она была заполнена моряками, торговцами, посыльными и разными другими людьми с более или менее неопределенными профессиями.
Порфириу Рохас, в одной рубашке, ходил от конторы к кассе и от кассы к конторе. Он был в поту. Ему было явно стыдно от того, что он работает, и это читалось в его взгляде, у него на губах и даже в наклоне его сигары.
Увидев Антуана, он немного приободрился.
— Срочное дело, — сказал Порфириу тем, кто его торопил. — Прошу прощения, я на одну минуту.
Затем Антуану:
— Пойдем в зал совещаний.
Они зашли в маленькое кафе, которое снабжало Порфириу абсентом. Там летали рои мух, все стены и мебель были в пятнах и в воздухе витал запах чего-то прокисшего.
Порфириу блаженно потянулся всем телом.
— Чертов пароход, — сказал он.
Антуан хотел сказать, зачем он пришел, но Порфириу остановил его:
— Я должен сначала выпить.
Он медленно выпил рюмку абсента.
— Что-нибудь случилось, Тонио? — спросил он после этого.
— У женщины больше нет документов, — сказал Антуан. — Отобрали. Выходка одного подонка.
— Выходка рогоносца, — сказал Порфириу. — Я так и предполагал.