Выбрать главу

Мори его появлению не удивился.

— Я так и думал, что вы придете, — сказал он.

Стояла глубокая ночь. В темноте не было слышно ни единого шороха. Они разговаривали очень тихо, большее значение придавая взглядам, чем словам.

— Вы подобрали мой конверт, — сказал Жан. — Почему?

— Я думал, что узнаю почерк.

— Вашей жены?

Клод, не отвечая, подождал, и стажер ощутил себя настолько выбившимся из сил, что у него возник соблазн перестать защищаться. Однако, нарушив это молчание, Мори со стыдливой мольбой, исказившей его лицо, спросил:

— Разве это не правда, скажите?

Тогда Эрбийон соврал; искусно, мягко он указал на безумие, необоснованность его подозрений. Он видел Элен всего один раз и совсем недолго. Как Мори мог предположить, что в результате короткой беседы, касавшейся одного его, зародилась целая переписка? И как объяснить это предположение, если она писала мужчине, а у собственного мужа спрашивала, как он поживает?

Клод слушал с таким вниманием, что у него даже вздулись жилки на лбу. Он спросил:

— Откуда лее тогда это охлаждение ко мне, с которым вы вернулись из Парижа?

Тогда, выделяя каждое слово, Жан ответил:

— В вас есть нечто отталкивающее. Разве не вы сами мне в этом признались?

Когда Эрбийон вышел, Клод на какое-то мгновение ощутил умиротворение и легкость. Затем прошептал:

— Он был слишком жесток, чтобы это оказалось правдой.

Тем не менее доводы стажера выглядели уместными, неоспоримыми. Жан побывал у Элен перед самым своим отъездом. Ничто не могло объединить их за такое короткое время.

Однако с тоской Клод подумал о том, что это было всего лишь рассуждением.

Чтобы не разбивать хорошо зарекомендовавший себя экипаж, Тели отказал Жану, просившему дать ему другого пилота. А поскольку стажер не пожелал, чтобы капитан сгладил противоречия, которые, как он предполагал, возникли между ним и Клодом, Тели добавил:

— У вас будет время помириться. В конце недели мы отбываем на отдых.

ГЛАВА V

Девушки из поселка Баи, разнаряженные, пришли поглазеть на прибывших летчиков. Каждый из них, выпрыгивая из кабины, с радостью замечал их пеструю группку, прообраз тех дней, что должны были потечь в неторопливости и безопасности.

Поселок оказался очень милым, состоящим из низеньких домиков с маленькими, склоненными, словно старушки, крышами.

Старинная церковь была увита плющом. Рядом с ней, вокруг замка с закрытыми окнами, раскинулся благородный парк.

По жребию в жилище Эрбийону досталась просторная комната, оклеенная обоями с неприметными цветочками; от массивной деревянной полированной мебели пахло свежим воском. Оставив Матье заниматься распаковкой его чемодана, стажер поспешил к Тели получить у него инструкции.

— Вы — на отдыхе, — сказал капитан собравшимся товарищам. — Я воспользуюсь этим, чтобы отбыть в увольнение. Синекура командования переходит к Мори. Развлекайтесь и не поднимайте слишком много шума.

Военные повели девушек в парк, где от июльской жары все листья неподвижно замерли, смотря в разные стороны. Самолеты стояли взаперти в ангарах, и только молоденькие пилоты ради того, чтобы покорить какое-нибудь гордое сердечко, иногда демонстрировали над летным полем такие воздушные пируэты, что рисковали свернуть себе шею.

Эрбийон быстро обнаружил, что Баи обладал весьма посредственными возможностями для развлечения. Побродив под деревьями по мягкому травяному ковру и тщетно попытавшись завязать интрижку с довольно неопрятными сельскими красотками, он очутился перед лицом невыносимой скуки. Попытавшись читать, он обнаружил, что за месяцы, проведенные им в праздности, чтение любых книг, за исключением разве что совсем простеньких, стало его утомлять, и с сожалением вспомнил об автоматизме жизни в эскадрильи, где дни проносились в монотонном и стремительном беге.

Мори жил в доме, где располагались служебные помещения. Он подписывал бумаги, занимался обеспечением пропитания для отряда и подолгу гулял по безлюдным аллеям парка. Поглощавшие его целиком мечтания, размышления и сомнения делали для него течение времени неощутимым. Однако по мере того, как он анализировал все аспекты своих новых взаимоотношений с Жаном, он остановился на одном объяснении, которое успокаивало его тревогу: стажер ощутил очарование его жены и, будучи человеком крайне принципиальным, расценил подобную склонность несовместимой с требованиями безупречной дружбы.