— Человеческой жизни не хватило бы, чтобы перебрать все комбинации, — говорит Григорий Маркович. — У вас получилось случайное совпадение, а повторение случайности — дело практически немыслимое. Будь это лет двадцать назад, пришлось бы просто махнуть рукой.
— Григорий Маркович, разрешите узнать, — осторожно спрашивает Привалов, — у вас уже сложилось мнение относительно… э-э… причин проницаемости?
— Об этом, Борис Иванович, говорить еще рано. Но, полагаю, наш друг Багбанлы в принципе совершенно прав: все дело в перестройке внутренних связей вещества. При перестроенных связях проникновение идет по межатомным и межмолекулярным пустотам, которые огромны сравнительно с элементарными частицами.
— А если орбиты внешних электронов пересекутся при встрече? — спрашивает Николай.
Академик улыбается:
— Жолио-Кюри как-то сказал, что, говоря о структуре атома, надо отказаться от образных представлений. Человеческому воображению это не пол силу. Только математика может дать представление о действительности. Но, если попробовать выразить словами, никаких круговых орбит нет. Есть амплитуды колебаний электронов.
— Еще вопрос, — говорит Привалов, — какова, по-вашему, физическая природа поля кольца Мебиуса?
Ученый шутливо поднимает вверх обе руки.
А Ли Вэй-сэн, показав в улыбке крупные зубы и тщательно выговаривая слова, замечает:
— Товарищи с юга нетерпеливы. Товарищи с юга не хотят подождать два года или один год.
— Пока что могу сказать вам только одно. — Григорий Маркович, слегка сутулясь, подходит к Привалову и выставляет вперед длинный и тонкий указательный палец. — В обычном кольце токи высокой частоты, текущие по наружной и внутренней поверхностям, проходят разный путь. В кольце Мебиуса, имеющем одну поверхность, токи текут не обычным путем. Происходят какие-то особые явления. Разумеется, в определенной частотной обстановке. Ну-с, пойдем дальше. — Он ведет гостей в другое помещение. — Поверхность Мебиуса в высокочастотном контуре — на редкость счастливая догадка, — говорит он, идя по широкому коридору. — Она открывает отличные перспективы, о которых вы, быть может, и не подозреваете. Но, поскольку выдвинута конкретная задача — подводный нефтепровод, — мы решили на первом этапе привязать работу именно к этой задаче. Собственно, задач у нас две. Усиленное поверхностное натяжение должно придать нефтяной струе локальную форму — это раз. Сопротивление ее движению требуется свести до минимума и-ли вовсе снять за счет проницаемости — это два. Правильно?
— Совершенно верно, — подтверждает Привалов.
— Ну-с, вторая задача — дело еще далекое, а вот первая… Впрочем, смотрите сами.
Он распахивает дверь.
Посреди комнаты — круглый бетонный бассейн диаметром в три с половиной метра, облицованный белым кафелем. Стенки бассейна — почти в человеческий рост. Его опоясывает желтой металлической лентой большое горизонтальное кольцо, укрепленное на ребристых изоляторах.
— Кольцо Мебиуса? — нерешительно спрашивает Николай, разглядывая желтую ленту. — Ну да, вот перекрутка… Вот это колечко!
Вслед за Григорием Марковичем они поднимаются на площадку вровень с верхним краем бассейна. Отсюда видно: чаша бассейна залита до половины густой черной жидкостью с зеленоватым отливом.
— Масло, — коротко бросает академик. — Десять тонн. А теперь смотрите.
Он нажимает кнопку на пульте.
Поверхность масла вспучивается в середине, растет… Края начинают отходить от стенок бассейна, обнажая дно… Все быстрее и быстрее… Какая-то могучая сила стягивает черную жидкость в трехметровый шар почти правильной формы. Поверхность его становится глянцевитой, переливчатой, радужной, и в ней отражаются фигуры на площадке — уродливо искаженные, как в «комнате смеха».
Но, конечно, никому и в голову не приходит смеяться.
— О-о! — вырывается у Привалова.
Николай изумленными, счастливыми глазами смотрит на черный шар, лежащий в бассейне.
— Попробуйте проколоть! — Григорий Маркович протягивает Николаю эбонитовый стержень с острым наконечником.
Николай берет стержень и упирает острие в шар. Поверхность не поддается. Он давит изо всех сил. Он чувствует — поверхность шара пружинит. Она лишь слегка прогибается под острием, но не прокалывается, нет!
— Не прокалывается! — кричит он.
Академик тихо смеется. Смеется Лида Иванова, усмехается Василий Федорович. Ли Вэй-сэн обнажает крупные белые зубы.
Галерея в Бондарном переулке… Пульсирующая капля ртути… Все отодвинулось, заслонилось огромным черным шаром. Так вот ты какое, поверхностное натяжение!
— Частота… На какой ч-частоте? — Николай заикается от волнения.
— Все расскажем. Эта сила пока недостаточна. Она еще не может заменить десятимиллиметровую стенку стальной трубы.
Академик выключает ток — и шар сразу опадает. Растекается в чаше бассейна. Черная маслянистая поверхность тяжело колыхнулась концентричными волнами, отраженными от стенок, и застыла.
— Сто тонн, — говорит Привалов. — На погонный метр шестнадцатидюймовой трубы при внутреннем давлении в восемь атмосфер действует сто тонн. Неужели это…
— …будет, — кивает академик. — Кольцо Мебиуса даст нам и такое поле усиления. Вы, — он наставляет указательный палец на Николая, — шли правильным путем, мы добавили к вашей схеме совсем немногое.
— Товарищи с юга и-зо-бре-тательны. — Ли Вэй-сэн отчетливо произносит каждый слог. — Увеличение поверхностных сил — крупное открытие. До сих пор мы умели обращаться с жидкостями, только заключая их в сосуды. Теперь… Теперь мы будем уметь больше.
— Верно, товарищ Ли, — говорит Григорий Маркович. — «Будем уметь больше» — сказано хорошо. Кольцо Мебиуса дает именно поле увеличения поверхностных сил. Но — и это закономерный в физике обратимый процесс — на каком-то узком режиме, который нам еще неизвестен, оно дало прямо противоположный эффект: ослабление, раскрытие связей. Строго говоря, случай с пальцем вашего лаборанта, проницаемость, — явление побочное.