Друзья свернули с людной улицы в тихий переулок, который назывался «Бондарный». На узеньком тротуаре, в чахлой тени акации, сидели на табуретках два старичка в бараньих шапках и с яростным стуком играли в игру, известную на Западе под названием «трик-трак», а на Востоке — под названием «нарды», — древнюю игру, сочетающую умение переставлять шашки со случайностью — количеством выпавших очков.
— Здравствуйте, дядя Зульгэдар и дядя Патвакан! — громко сказал Юра.
Бараньи шапки враз кивнули.
— Зайдешь? — спросил Николай, останавливаясь возле арки, которая вела в глубину двора.
— А почитать что-нибудь дашь?
— Есть «Улица ангела» Пристли.
— К чертям ангелов!
— Есть «Шерпы и снежный человек».
— Снежный человек? Другое дело. Для такой погоды — в самый раз…
Они вошли во двор и пересекли его по диагонали.
Это был старый двор их детства. Двухэтажный дом опоясывал его застекленными галереями. На второй этаж вела открытая лестница, поддерживаемая зелеными железными столбами, по которым было так удобно и приятно съезжать вниз. В подвале можно было искать клады и прятаться от погони, отстреливаясь из лука. Узкий и крутой лаз вел на крышу, и оттуда, с высоты крепостной стены, велось наблюдение за коварными команчами, которые в любую минуту могли выйти на тропу войны. С многочисленных бельевых веревок свешивались разноцветные флаги белья и паруса простынь…
Старый добрый двор! Двор-прерия. Двор-фрегат.
Здесь они родились и выросли, Юра Костюков и Коля Потапкин. Здесь они придумывали свои первые игры и прочли свои первые книжки. Они носились по двору, стреляли из лука и накидывали лассо на фикусы, выставленные для поливки, и не раз их хватала цепкими пальцами за ухо старая ворчливая Тараканша, владелица фикусов (ее настоящая фамилия была Тер-Авакян).
А на первом этаже жил моряк. Мальчишки с почтением взирали на его черную фуражку с золотым «крабом» и золотые, с изломом нашивки на рукавах. Он плавал на пароходе и подолгу не бывал дома. А дома у него были живая черепаха и дочка — худенькая веснушчатая девочка с желтыми косичками.
Девчонок в индейские игры Юра и Коля не допускали, но для дочери моряка сделали исключение. Желтая Рысь (такую ей дали кличку) умела быстро бегать, перелезать через лестничные перила и съезжать по столбам вниз. Она не ревела, когда ее дергали за косы, а смело кидалась в драку, царапалась ногтями и тонким голосом кричала: «Полундра!» Вообще девчонка внесла в их игры немало морских словечек, заимствованных из папиного лексикона. Двор-прерия постепенно превращался в двор-фрегат. Теперь подвал назывался крюйт-камерой, балкон на втором этаже — капитанским мостиком, лестница — трапом.
Иногда Желтая Рысь показывала фокус. Она втягивала живот под ребра и не дыша стояла так минуту и даже больше. Это внушало уважение. Ни один мальчишка с их двора не был способен на такую штуку.
В квартире моряка, кроме черепахи, были и другие интересные вещи. На одной стене висел настоящий морской кортик, на другой — барометр. Рысь иногда подходила к барометру, стучала по нему пальцем и говорила: «Падает. Будет шторм». На письменном столе, рядом с бронзовым чернильным прибором, всегда лежали два металлических бруска. На них были вырезаны какие-то замысловатые буквы. Рысь сообщила мальчишкам, что бруски очень ценные. Почему они такие ценные, она и сама не знала, но буквы, вырезанные на брусках, определенно хранили тайну. Рысь и мальчишки решили, что когда-нибудь обязательно докопаются до этой тайны.
Ранней весной 1941 года моряк уезжал вместе со своей семьей в Ленинград. Коля перерисовал из книги «Сказки Пушкина» картинку: к пристани подходит старинный корабль с огромным выгнутым парусом; на парусе — изображение солнца; с пристани люди в длинных кафтанах палят из пушек. Рисунок он подарил Желтой Рыси на прощанье. Им не было тогда и девяти лет.
Вскоре в квартиру моряка въехал новый жилец — молодой человек атлетического сложения. У него был голубой мотоцикл, на котором он иногда катал дворовых мальчишек. Кроме того, он учил их приемам классической борьбы. В комнате у дяди Вовы — так звали атлета — красовалась цирковая афиша. Дядя Вова был изображен на ней, среди других артистов, очень красивым и мускулистым, с грудью колесом, в черном трико.
Когда началась война, дядя Вова забил свою дверь гвоздями и ушел воевать. Колин отец, мастер вагоноремонтного завода, тоже был мобилизован. Отцу Юры, инженеру нефтеперерабатывающего завода, дали «броню», да он и не смог бы воевать, так как был невероятно близорук.