Он бойко орудовал отверткой, приговаривая:
— Кто-то из великих сказал — истинный экспериментатор поставит любой опыт, имея три щепки, кусок резины, стеклянную трубку и немножко собственной слюны…
Через час, когда пришла с работы мать Николая, Вера Алексеевна, эксперимент был в полном разгаре.
— Мама, не задень проволоку, — предупредил Николай.
Вера Алексеевна осторожно обошла проволоку и неодобрительно посмотрела на лужу воды на полу галереи.
— Опять мастерская! — сказала она. — Вы, конечно, не обедали? Кончайте, буду вас кормить.
— После!
Вера Алексеевна прошла в комнату. Она давно привыкла к тому, что галерея была то механической мастерской, то площадкой для настольного тенниса, а когда Юра притаскивал гитару, то и эстрадой. Это была хорошая, удобная галерея, вполне достойная великих дел, которые должны были в ней произойти. Только — не сегодня.
Глава пятая, в которой читатель ближе познакомится с Бенедиктовым, а также узнает некоторые подробности биографии Вовы
Идите и гладьте —
Гладьте сухих и черных кошек!
Бенедиктов включил электромотор. Зашуршала ременная передача, и стеклянный диск электростатической машины начал вращаться, Потрескивали голубые искорки.
Бенедиктов заглянул в круглый аквариум, обмотанный проволокой, а поверх нее — спиралью из толстой медной трубки. Над аквариумом параллельно поверхности воды был подвешен медный диск. Зеленоватую воду аквариума чертила в разных направлениях мелкая рыбешка. В стороне стояли еще два-три аквариума.
Поглядывая на стрелки приборов, Бенедиктов покрутил рукоятки лампового генератора. Потом, медленно вращая рукоятку винта, приблизил к воде медный диск.
Рыбки вдруг начали останавливаться. Они будто засыпали на ходу, носами к стенкам аквариума. Бенедиктов взглянул на часы, тяжело опустился в кресло, прикрыл глаза припухшими веками.
— Ты уже в сотый раз ставишь этот опыт, — сказала Рита; она сидела в углу дивана, закинув ногу на ногу.
— И в тысячный поставлю, — ответил Бенедиктов.
В комнате было полутемно. Пыльные лучи солнца пробивались сквозь штору, закрывавшую широкую балконную дверь. Черный кот сидел у ног Риты и щурился на рыбок в аквариуме.
— Толя, — негромко сказала женщина, — мне кажется, нужно бросить эти опыты. Ты взвалил на себя непосильную ношу.
— В этом виновата ты и твой проклятый нож.
— Да, я знаю… Мне так хотелось, чтобы ты… Чтобы о тебе — во всех газетах, и вообще… Но теперь я вижу, ты только губишь здоровье. Эти твои нервные вспышки…
— Поздно. Я не брошу работу.
Они помолчали. Потрескивало электричество. Спали рыбки в аквариуме.
— Послушай, Толя, — сказала Рита, подавшись вперед, — почему ты упорно ставишь опыты на живой материи? Ведь тот старинный результат был получен на неорганической.
— Сама знаешь: живая материя дает мне то, чего не может дать деревяшка или кусок металла, — биотоки.
— Но теперь, когда нож… Разве ты сможешь продолжать работу без ножа?
— Не знаю. Нож все время нужен. — Бенедиктов помолчал немного. — Ты сама видела, как он упал за борт? Может, его схватил кто-нибудь в свалке?
— Я же говорила тебе: он упал за борт. Я прыгнула сразу, но… Разве найдешь? Нож утонул.
— Угораздило же меня!.. — Бенедиктов яростно поскреб лохматую голову. — Ладно. — Он встал и подошел к аквариуму.
Кто-то позвонил у двери. Рита вышла открыть. На лестничной площадке стоял рослый здоровяк в синей спецовке и кепке, надвинутой на глаза.
— Монтер из горсети, — деловито сказал он. — Разрешите проверить проводку.
— Пожалуйста. — Рита впустила монтера в коридор. — Вот счетчик.
Монтер выкрутил пробки, осмотрел их и строго сказал:
— Пробочки у вас с жучками, гражданка. Менять нужно.
— Рита! — крикнул из кабинета Бенедиктов. — Почему ток выключили?
— Сейчас! Вворачивайте пробки, — скомандовала Рита. — Побыстрее.
— Побыстрее и оштрафовать можно, — проворчал монтер, однако же пробки ввернул. — Это у вас кухня?
Он пошел по квартире, задрав голову и осматривая проводку. Войдя в первую комнату, прислушался, спросил:
— Мотор, что ли, работает? Разрешение есть?
— Рита! — нетерпеливо позвал Бенедиктов.
— Подождите минутку, — сказала Рита монтеру и побежала в кабинет.
Монтер слышал, как она объясняла, в чем дело.
— Ну и черт с ним, пусть смотрит, — сказал мужской голос. — Приготовь несколько формочек для парафина.
Монтер подошел к полуоткрытой двери кабинета, прислушался.
— Возьми эту рыбу, — услышал он тот же мужской голос.
— Ай! — вскрикнула женщина.
Монтер заглянул в дверь и увидел, как женщина выронила что-то из рук. Тут же к ней подскочил большой черный кот…
— Брысь! — крикнул Бенедиктов.
Монтер отпрянул от двери. Черный кот, окруженный роем голубых искр и отчаянно мяукая, выскочил из кабинета. Шерсть его стояла дыбом, искры трещали. Кот ошалело метнулся монтеру под ноги, получил пинок и крупными скачками помчался в коридор.
Монтеру стало не по себе.
— Пронька подумал, что я для него кинула, — смеясь, сказала Рита и вышла из кабинета. — Вы кончили осматривать? — спросила она.
Бенедиктов вышел вслед за ней и уставился на монтера.
— Кто вы такой? — сказал он встревоженио. — Что вам надо?
— Штрафовать надо… за такие штуки… — хрипло буркнул монтер, глубже надвигая кепку.
Он быстро пошел к выходу и с силой захлопнул за собой дверь.
Вова Бугров с юных лет отличался незаурядной физической силой и, уразумев это, не слишком усердствовал в науках.
После седьмого класса он решил, что с него достаточно, и с размаху кинулся в бурные житейские волны, не будучи оснащен ни логарифмами, ни биномом Ньютона.
Некоторое время Вова работал в морской нефтеразведке, мотористом на катере. Однако вскоре в нем пробудился дух стяжательства. Юный моторист стал совершать дальние рейсы на один из необитаемых островков. Там он собирал яйца морских птиц и сбывал их на базаре. Однажды диспетчер подстерег Вову после очередного похода. Моторист и не пытался оправдываться: рейс был на редкость удачным — катер, набитый яйцами, говорил сам за себя. Кинув на яйца прощальный взгляд, Вова высморкался и пошел в контору получать расчет.
С тех пор он никогда не работал больше под знаком табельного учета.
Знакомый киномеханик снабжал его кадрами из кинолент, и Вова печатал и продавал открытки популярных актрис и актеров. Попутно он где-то добывал этикетки номерных грузинских вин и, войдя в контакт с двумя-тремя продавцами, украшал этикетками бутылки с дешевыми низкосортными винами.
На этикетках Вова чуть было не попался и решил переменить род занятий. Через некоторое время на арене городского цирка появился новый борец со звонкой фамилией Ринальдо. Именно в это время он поселился в доме, где жили Коля и Юра, и обзавелся голубым мотоциклом. Это была золотая пора афиш, тур-де-тетов и шумной славы среди городских мальчишек.
Началась война, и Вова был призван в армию. Недолго провоевав, он после ранения остался в полевом госпитале в качестве шофера. До самого конца войны он крутил баранку и дослужился до старшего сержанта.
После демобилизации Вова возвратился в родной город и поселился в своей старой квартире в Бондарном переулке, где еще висела над кроватью пожелтевшая цирковая афиша.
Вскоре в квартире появилась Клавдия Семеновна, дородная женщина с решительными манерами. Она запрятала афишу в нижний ящик комода, разложила повсюду подушечки с вышивкой и коврики, а у дверей повесила картонку с надписью: «Ремонт капроновых чулок».