На душе снова стало муторно, тошнотворной волной поднялись недавние воспоминания о мерзости ситуации, в которой оказался не по своей воле. Алексей отдернул уже занесенную руку от кнопки и отошел. Опустился на ступеньки, положив рядом свою потрепанную сумку, и приготовился ждать. Он знал, что отец обязательно выйдет из квартиры вынести мусор. Он делал это регулярно, ежедневно – не терпел, когда в ведре накапливались отходы выше чем на треть.
Ждать пришлось долго, не меньше часа. Наконец дверь открылась, и из нее показался отец – с предсказуемым мусорным мешком в руках, сосредоточенный, будто совершал очень серьезное дело. Взгляд его сразу натолкнулся на Алексея. Не поздоровался, даже не кивнул, прошел к мусоропроводу молча, словно мимо пустого места, аккуратно выбросил черный пакет, ухнувший вниз с булькнувшим звуком, захлопнул металлическую крышку. Алексей в этот момент невольно почувствовал себя такой же вот горсткой мусора, без сожаления сброшенной в помойку.
Ни слова не сказав, отец вернулся в квартиру, лишь дверь оставил открытой – молчаливый сигнал, разрешение на вход. Скрепя сердце Алексей вошел следом. Выбора у него не было.
Отец прошел на кухню, не спрашивая согласия, налил из большой кастрюли тарелку супа, острым складным ножом крупными ломтями нарезал черного хлеба, поставил все это перед Алексеем, резко резюмировав:
– Ешь!
Прозвучало как приказ, но спорить Алексей не стал: он был голоден как волк, из военного городка уехал без копейки в кармане, выложив все скопленные сбережения в счет убытков по злополучным джипам. Спасибо, Пашка-командир подкинул на дорогу, иначе вообще неизвестно как до Москвы бы добрался, впору зайцем на электричках…
Алексей сидел за столом и с жадностью уминал холостяцкий суп с пережаренным луком, особенно налегая на свежий с хрустящей коркой хлеб. Когда голод потихоньку улегся, не без любопытства скользнул взглядом по комнате. Скромная обстановка их небольшой квартирки, в которой всегда было тесновато, не поменялась. Та же мебель, купленная в восьмидесятые годы прошлого века, даже лампа с темно-зеленым абажуром на столе отца та же.
Алексей усмехнулся. Гениальный авиаконструктор, дизайнером отец был никудышным: стены комнаты он увешал снимками самолетов, чертежами, своими фотографиями на фоне крылатых машин, в цехах, кабинетах и прочих производственных местах.
Отец не смотрел на Алексея. Он сидел за старенькой со стершимися желтоватыми буковками на кнопках печатной машинкой, перед которой лежали кипы бумаг. Машинка эта тоже была родом из прошлого, как и допотопный громоздкий телевизор, транслирующий новости. У Алексея потянуло слева, под сердцем. Он ощутил, как соскучился по дому, по этой простенькой, но все же родной, до боли знакомой домашней атмосферы, соскучился по отцу…
Несмотря ни на что, Алексей любил отца. И сейчас, глядя на него, согнувшегося над машинкой, он вдруг ощутил, как сдал, состарился отец. Это был уже не широкоплечий, пышущий здоровьем мужчина, а пожилой одинокий и не слишком счастливый человек. Ему вдруг стало жаль отца, захотелось неожиданно вопреки всякой логике сказать ему что-то ободряющее, простое, искреннее, сыновье. Но отец на Алексея не глядел. Он уткнулся в свои бумаги, перебирал листы, шевелил губами.
Алексей перевел взгляд на экран. Трансляция шла без звука, и смешно было наблюдать за тем, как водит руками ведущий, беззвучно открывая рот, будто рыба. Их движения были схожи с отцовскими.
Алексей решил нарушить тишину нейтральным вопросом:
– А что звука нет?
– И так все ясно – победы по всем фронтам, – не отрывая головы от записей, отозвался отец.
Алексей помолчал. Хотелось продолжить диалог, стянуть попрочнее эту с трудом завязавшуюся ниточку общения. Он снова посмотрел на отца, который с суровым видом стучал по клавишам. Алексей знал – отец пишет какую-то бесконечную книгу об авиации, некую смесь беллетристики с техинструкцией, но в подробности никого не посвящал. Впрочем, Алексей никогда и не настаивал. Сейчас же поинтересовался, но больше для поддержания разговора:
– Как книжка движется?
– Нормально, – односложно бросил отец, не вдаваясь в детали.
– А что не на компьютере? – решил посодействовать сын. – Там стирать можно.
– Стирать – это для тех, у кого мысль виляет, – отрезал отец.
Вот так всегда – прямолинейно, топорно. И книжка наверняка такая же получится: без полутонов, очень правильная и до зубной боли скучная. Интересно, что он там успел написать?