— Так пойдемте! — чуть не хором заявили беглецы.
«Вот что им надо…»
— Ну лад… — согласился было Иван, но осекся. Опомнился. Увидел, что прямо в просеку опускается солнце, огромный алый шар с грязно-синим осадком внизу.
— Иванлич… — ныли все четверо.
— Сейчас, ребята, бегом в лагерь! Бегом, бегом…
— А потом? Когда-нибудь?
— Вы же сами хотите речку посмотреть? — напомнила Пинигина, когда они уже спешили в сторону лагеря.
— Посмотрим, посмотрим. И речку, и омуты. Обязательно посмотрим.
А сам успокаивал себя: ничего, ничего, зато теперь-то уж Анна Петровна обо всем, наверное, поразмыслила. Теперь ей ясно, почему они убежали. Времени было достаточно, чтоб поразмыслить, понять и остыть.
В лагерь примчались в тот самый напряженный час, когда вожатые очень хотят, чтобы дети заснули, а дети этого совсем не хотят. В полусумраке то и дело слышались призывы ко сну, уговоры, угрозы…
У Анны Петровны все было приготовлено к встрече…
Глава 5
Педсовет собирался в столовой, где пахло вымытой клеенкой, а на столах стояли указатели отрядов. Вожатые и педагоги входили группками и в одиночку, но больше парами — прямо от пионеров, которые наконец угомонились. Большинство здесь составляли девушки: работницы из цехов, чертежницы из отделов, студентки заводского техникума, ученицы старших классов. Шумно ввалились в столовую нескладные парни с взлохмаченными волосами, в расклешенных брюках. Во главе ватаги шел Женя Петухов, тот самый Женя, у которого «не отряд, а полная анархия», как было сказано начальником лагеря на одной из планерок. Розовощеких этих вожатых прозвали в лагере «мальчиками-безобразниками», потому что по ночам они не спали, а шатались по лагерю и распевали под гитару или подшучивали над вожатыми-девчонками, совали им, спящим, макароны в волосы, выносили из палат вместе с кроватями; и даже ходил слух, что сестре-хозяйке, отличавшейся особо крепким сном, они намалевали не то туза на лбу, не то лихие гусарские усы. Анна Петровна, рассказывая об этом Ивану, возмущалась, однако, не мальчиками-безобразниками, а девушками, которые допускают подобные «шуточки».
Было здесь и несколько пожилых учительниц, были руководители кружков, массовики, физруки во главе с рыжеватым здоровяком Филимоновым, прозванным Кудазакупалку.
Вот и Ирина появилась в дверях столовой. На Ирине была голубенькая юбка, белая кофта с закатанными рукавчиками, и все это очень шло к ней, стройной, загорелой, с темными волосами, которые свободно падали на плечи. Отыскав глазами свою помощницу, Ирина направилась к ней, мальчики-безобразники притихли, посерьезнели и простодушно принялись разглядывать проходившую мимо «студенточку».
Когда подружки уселись рядом, Зоя слегка подтолкнула Ирину и что-то сказала ей, глянув в его, Ивана, сторону. Но Ирина лишь плечом повела, мол, никакого мне дела нет до этого Ивана.
Однако в следующую же минуту Иван забыл про девушек, так как в столовую вошли начальник лагеря и старший вожатый. Они заняли свои места за столом, накрытым красной материей, Анна Петровна ввела беглецов и поставила их так, чтобы они были видны всему педсовету. Начальник лагеря Василий Васильевич Князев изложил суть дела и сказал, что крайне возмущен поступком этих четверых.
Возмущены были и многие из вожатых. Они еще не успели остыть от скандалов со своими отрядами, не успели успокоиться, и на тебе — побег. А где гарантия, что побеги не станут модой? Ведь дурной-то пример заразителен…
— Как могли?
— А вы знаете, что пережила из-за вас Анна Петровна?
— На ней лица вон нет…
— Кругом тайга…
— В заливе глубь.
— Что вы там делали, интересно?
— Целый день?
— Вы прекрасно знали, что полагается за такое!
— А ты, Пинигина, ты!
— Как не стыдно, девочка!..
Иван водил указательным пальцем по узорам клеенки и думал — зачем? Зачем этот шум? Когда предельно ясно, почему ребята убежали. Сесть бы им вдвоем с Анной Петровной в беседке, он бы рассказал обо всем увиденном, услышанном и передуманном за день, и вместе, тихо-мирно, решили бы, что делать. Так ведь слова не дала сказать, на педсовет — и точка!..
«Возьмут и выгонят парнишек… Защищать? Конечно, защищать, но вот попробуй тут… Съедят. В два счета стрескают!».
— Ширяев, зачем тебе понадобилось в лес? Курить? — начальник лагеря поджал полную нижнюю губу и приспустил на глаза выгоревшие на солнце брови. Голос его отливал металлом.
— Нет, я… Мы просто… — начал было Юрка.
— Говори все как есть, иначе хуже будет! — предупредил физрук Филимонов почти так же зычно, как он кричит в рупор: «Куда за купалку? А ну, назад!»