— Ну, как самочувствие? — спросил Иван, принимаясь деловито завязывать на ней страховочные ремни.
— О, благодарю, но я бы предпочла вертолет…
— Ирина Дмитриевна не любит острых ощущений?
И подергал сначала грудную обвязку, а потом набедренную.
— Слушай! — возмутилась Ирина. — Ты не можешь поделикатнее? — И шлепнула его по руке.
— К сожалению, — развел он руками, — я вынужден не церемониться, так как дело касается вашей безопасности… — И другим тоном: — Не жмет?
— Нет, — крутнула она головой.
В следующую же минуту Ирина висела на двух карабинах.
— Не забудь вытянуться, — напомнил Иван. — И не хватайся за веревку, обожжешь ладони.
— А ты сам-то как? — спросила Ирина.
— А я… — он смотрел на нее и улыбался, о чем-то думал. — А я отвяжу веревку, и — маятником… Иначе кто же отвяжет этот конец веревки?
— Значит — маятником? Ну и сумасшедшая голова! — Ирина оттолкнулась ногами от дерева и, охнув, полетела куда-то, полетела, испытывая восторг и ужас одновременно. Ей казалось, что кровь запузырилась у нее в жилах, а сердце стало большое и вытянутое, наподобие дыни…
Глава 25
Солнце клонилось уже к закату, когда Иван увидел впереди целое море камышей, по которому лениво катились шелестящие волны. Узнавая и не узнавая то место, где зимой разговаривал с колхозником, везшим солому, Иван нашел глазами полуразвалившееся строение, про которое колхозник сказал, что это бывшая водяная мельница. Близ мельницы в камышах угадывались островки, и Иван, чтобы сэкономить время, решил не искать дорогу, а идти напрямик.
Под ногами зачавкала тина, у самых глаз закачались сиреневые метелки камышин; Иван прокладывал тропу и думал о том, как лучше организовать предстоящие работы.
«Муханова с бригадой — по грибы. Пусть освободят рюкзаки и…»
«Ширяева назначить бригадиром строителей. Палатки будут ставить».
«Мария Стюарт с девчонками пусть вяжут жельё. Дело новое, надо потолковее объяснить… Шпагат потребуется… у кого же шпагат?.. Лозу будет резать Анохин с бригадой… собрать все ножи, какие есть. Тальнику здесь, вижу, навалом… Только сказать, чтобы прутья выбирали прямые и не толще пальца… И надо обязательно объяснить этим двум бригадам, что от них зависит, будет завтра рыба или нет…»
«Анну Петровну попросить возглавить бригаду поваров… А Люсю Иванову и еще двух девочек — в помощницы. Боча — костровой».
Наконец Иван почувствовал под ногами твердое и, треща подстилкой из прошлогоднего камыша, проломился к острову. Осмотрелся. Речка накрутила в этом месте омутов, вокруг которых росли ракиты, наделала островков и полуостровков, сплошь покрытых яркой, никем, видимо, не топтанной травкой.
«Место что надо, — думал Иван, выбирая площадку для лагеря. — Дед бы сказал: «Эко, паря, покос-то, травинка к травинке!»
Покуда колонна выползала из камышей, Иван обежал весь островок и осмотрел мельницу. Собственно, от мельницы остались одни стены, покосившиеся, вросшие в землю. Особенно истлела северная стена, альпеншток свободно вонзался в трухлявую древесину. Но мельница была огорожена пряслом из жердей… Потрогав одну такую жердь, Иван убедился, что она крепкая, и решил, что лучшего материала для плотов и желать не надо.
Плотину, видимо, давно размыло, только огромный черный омут напоминал, что когда-то здесь кружилась и шумела большая вода. Все вокруг мельницы поросло лебедой, полынью и коноплей, кое-где виднелись неспелые еще колоски пшеницы да подсолнухи — наверное, правнуки оброненных некогда зерен и семечек.
Собрав у мельницы бригадиров, Иван усадил их в кружок и стал разъяснять, кому что делать. А под конец сказал:
— Между бригадами объявляется соревнование. Ребята из той бригады, которая потрудится лучше других, получают звание капитанов будущего флота, ну, и разумеется — фуражки с кокардами…
— Ого-го-го! — зашумели бригадиры и уже было заспорили, у кого больше шансов получить эти самые фуражки.
Но Иван, хлопнув в ладоши, попросил тишины и как можно строже сказал:
— По местам! За дело. Смотрите — солнце!
Бригадиры посмотрели на солнце и разошлись по лагерю, чтобы поднимать бригады, кричать командирскими голосами.
И дело понемногу пошло. Остров стал напоминать растревоженный муравейник: тащили хворост, воду, вбивали рогульки для костра, разворачивали палатки.
— Небрат! — кричал Юрка Ширяев на художника Витю Небратова. — Куда ты тянешь угол-то? Видит, что перекосилось, нет, тянет!