– А тебе жалко? – Хатталь, не дожидаясь приглашения, вошел и уселся рядом с ними на ковре, скрестив ноги. – У меня договор с Дэм Таллиан насчет вас.
– Что еще за договор?
Парень хитро прищурился:
– Поцелуешь – скажу.
Пожав плечами, Кинтаро привстал и только собрался запечатлеть на его губах поцелуй, как Хатталь уточнил, ухмыляясь:
– Не сюда.
Кинтаро ругнулся и лег обратно. Итильдин не сдержался – прыснул.
– Ну ладно, просто так скажу. Я тоже хочу отсюда свалить. Хватит с меня этой службы. Дэм Таллиан обещала меня отпустить, если вы меня с собой заберете.
– Дался ты нам, – проворчал степняк.
– Если поможешь нам узнать настоящего Альву, почему бы не забрать, – сказал рассудительный Итильдин.
– Ты не понял. Если заберете меня с собой вместо Альвы.
Кинтаро присвистнул:
– Совсем охренела магичка! Без мазы, парень. Прощайся с волей.
– Ну вот, и я так же подумал, – беззаботно сказал Хатталь. – Может, ты мне хотя бы отсосешь по-быстрому?
Прозвучало это так похоже на степняка, что Итильдин вздрогнул и вскинул глаза на Хатталя.
– Может, я подойду? – спросил он, подчиняясь неведомому порыву.
– А я думал, ты недотрога, как все Древние.
Вместо ответа Итильдин начал подчеркнуто медленно расстегивать ворот туники. Стянул ее через голову. Положил руки Хатталю на плечи и коснулся его губ своими, сначала легко, дразняще, потом сильнее, раскрывая их языком. Кинтаро посмотрел-посмотрел, не выдержал и запустил руки Хатталю под рубаху.
– Я понял, – сказал фарри, переводя дух. – Вы хотите меня совратить и выведать секреты Дэм Таллиан.
– Да мы просто хотим трахаться, – честно сознался Кинтаро.
Одной рукой Хатталь развязал пояс шаровар, а другой пригнул его голову вниз. Ощутив влажный рот степняка на своем члене, фарри всхлипнул и выгнулся. Должно быть, и правда у него давно не было мужика. Воспламенился он мигом. Даже зрачки снова запылали. С той же нечеловеческой силой толкнул Кинтаро на ковер, на колени и локти, содрал с него и с себя штаны, наскоро подготовил и вошел.
Итильдин, обнаженный, лег на спину, и Кинтаро взял его в рот.
Фарри был хорош, очень хорош. Он умел доставлять наслаждение. Кинтаро подчинился его ритму, не забывая ласкать эльфа. Кончая, Хатталь прижался щекой к его спине, шепча на фарис: «Ана бахабэк… ана бахабэк…»
Потом они умудрились, не вставая с ковра, подкинуть дров в камин и укрыться стащенной с кровати медвежьей шкурой. Темнокожий Хатталь в полумраке казался невидимкой – только белки глаз блестели, но он почти сразу закрыл глаза и провалился в сон, позволив себе наконец расслабиться. Эльф и степняк последовали его примеру.
Когда они проснулись, в камине остались одни догорающие угли. Хатталя не было.
– Я ненавижу эту башню, и эту чародейку, и этих фальшивых рыжих, и этого черномазого, который меня оттрахал, – сообщил Кинтаро мечтательным тоном, который сильно противоречил смыслу сказанного. – И особенно ненавижу то, что мне это понравилось.
Не исключено, что упомянутый черномазый подслушивал у дверей, потому что вошел с подносом буквально через пару минут, и уголки его губ подрагивали, норовя сложиться в самодовольную улыбку.
– Кстати, что значит «ана бахабэк»? – спохватился степняк.
– Э-э-э… клевая задница, если прилично, – бросил фарри с самым похабным выражением лица.
В сопровождении Хатталя Итильдин с Кинтаро полдня прослонялись по башне, открывая все двери и заглядывая в замочные скважины, если двери не открывались. У них была смутная надежда, что где-нибудь за секретной дверью найдется четвертый Альва, настоящий до мозга костей. Если секретные двери имелись, то были слишком хорошо запрятаны. Кроме нескольких слуг, поваров, садовника в зимнем саду и двух вальяжных белоснежных кошек, они не встретили ни единой живой души. Еще полдня они потратили на треп с кавалерами Ахайре, старательно пытаясь понять, к кому их тянет больше, кто вызывает отклик в душе, ощущение близости, сердечную склонность. Однако чувства их до крайности были отравлены недоверием, и подозрения до такой степени разъедали душу, что общение стало тягостным.
Зато с Хатталем час от часу становилось все легче. Его грубость уравновешивалась откровенностью, развязность – веселым нравом, навязчивость – искренним желанием услужить.
– Подлизываешься? – сумрачно сказал степняк, когда фарри полез разминать ему спину.
– Ляг и не бухти, – огрызнулся Хатталь, железной рукой прижимая его к кровати. Правда, сам забухтел себе под нос, массируя могучие плечи вождя: – Вот человек, нет чтобы спасибо сказать. От своих-то, небось, ни разу не дождался.