Имен никто не спрашивал и не называл. Создавалось впечатление, что таинственные незнакомцы и так все о них знают. Они то и дело обменивались многозначительными взглядами, будто общались без слов. Альве хотелось завести разговор, но он не знал, с чего начать. Спросить, как они оказались в таких нарядах посреди степи, да еще без лошадей? Спросить, как они узнали, что портал приведет именно сюда, а не в Селхир? Спросить, кто они такие и чего хотят? Внутреннее чувство подсказывало Альве, что ему все равно не ответят. Здесь, у этого костра, под этим небом, любые вопросы прозвучали бы неуместно. Разрушили бы ореол волшебства, тайны, окружавший пришельцев. И разве он сам в глубине души не догадывался, с кем столкнула их бархатная степная ночь?
Глаза у женщины были темно-синие, как грозовое небо. Она смотрела в упор, и взгляд ее смущал Альву. Отведя глаза, он увидел, как Кинтаро с молодым воином встали, берясь за мечи, и отошли подальше от костра – всласть порубиться. Два серебряных эльфа застыли в молчании, глаза в глаза, ладони в ладонях. Слова были не нужны.
Женщина взяла его за подбородок и повернула лицом к себе.
– Похож на отца, – шепнула она, прежде чем прижаться к его губам горячим ртом.
Они целовались долго и страстно; она смаковала поцелуи, будто пила нектар с его губ, будто стремилась вобрать в себя каждый его вздох. Захоти она большего, кавалеру Ахайре и в голову бы не пришло отказать. Но ей было достаточно поцелуев. Необязательно срывать розу, чтобы насладиться ее ароматом. Просто она была из тех, кто не пропускает ни одной розы.
А потом все кончилось, будто развеялся сон, и они остались в лагере одни: Альва с блаженной улыбкой на губах, потный и запыхавшийся Кинтаро с мечом – видно, новый знакомый успел его как следует погонять – и раскрасневшийся от волнения Итильдин, утративший всю свою сдержанность.
– Ты видел клинок? – воскликнул он возбужденно. – Это Агларос, Рассветный Луч. А панцирь под плащом? Мифриловый, с узором «летящие лебеди»! Не может быть, чтобы ты его не узнал, – добавил он, видя непонимающие глаза Альвы. – Его статуя стоит перед входом в Нэт Сэйлин.
– Хочешь сказать, парень вырядился Дирфионом?
– Это и есть Дирфион. Мой давно умерший предок. Тот, к кому мы взываем в минуту опасности. Величайший эльфийский воитель.
Альва открыл было рот, чтобы отпустить ехидный комментарий, и снова его закрыл. Разве он сам не думал примерно о том же? Но одно дело подозревать, а другое – признать вслух, что они только что отужинали с легендарными героями древности.
– Я никогда особенно не верил в небожителей, – пробормотал он.
– Эх вы, образованные люди, – патетически провозгласил Кинтаро. – У вас боги живут в храмах да в книжках. А у нас они приходят, садятся к костру и спрашивают, как прошла зима, удачной ли была охота, сколько народилось крепких мальчишек и черных жеребят. Вот я его и спросил: правду ли сказывал Тэнмару, что видел его рядом с собой в бою. А он говорит: «Тэнмару до тебя был самым доблестным воином эссанти, с таким рядом сражаться – удовольствие». Эх, хотел бы я посмотреть на него в бою. В поединке-то против него еле выстоял, да и то потому, что он дрался вполсилы.
– Не понял?
– Это был Аманодзаки, – терпеливо пояснил степняк. – Бог войны. Видел у него меч на лбу? Он похож на брата своего Китабаяши как две капли воды, только брат его носит щит, и на лбу у него тоже щит нарисован, в знак того, что он бог мира. Говорят, молния ударила в камень, камень раскололся, и внутри нашли их, крошечных, совсем младенцев, с узорами по всему телу. Всегда было интересно – неужто у них и это дело тоже разрисовано? – Кинтаро ухмыльнулся, похлопав себя по ширинке.
– Ну да, а дамочка была сама воительница Ашурран, – с ехидцей протянул Альва… и осекся.
Потому что именно Ашурран, как ее описывают легенды, она и напоминала. А щит ее был щитом Золотого Льва, добытым у морского дракона.
Ну и дела.
Альва долго еще мог бы размышлять, кого же все-таки они встретили на равнине Терайса, если бы не вспомнил вдруг, что они провели в разлуке целый год. Сколько предстоит наверстать упущенного! Он крепко взял Кинтаро за косу и потянул к приоткрытому пологу шатра.
– Я хочу трахнуть тебя в моем настоящем обличье. И сказать «я тебя люблю» на всеобщем. А ты, мой серебряный эльф, подберешь выживших.
Не было ничьих нескромных глаз, и некому рассказать, как это было. Наверное, так же, как и всегда – человечество за тысячелетия своего существования придумало не так много способов для любви. Обычная, повседневная магия, которой владеет всякий, кто искренне любит и любим, кто желанен и желает своего возлюбленного, кто изучил каждую родинку, каждую трещинку на губах своего партнера, но не потерял новизны ощущений. Страсть переполняла их, страсть и яростная жажда: прикосновения, проникновения, слияния. И даже если бы вокруг царило белое безмолвие снежной пустыни, им бы не было холодно.