– Вы весь день на меня глазеть будете?
Хотя я уже привыкла к его прямоте, он запросто мог выбить меня из колеи. За работой он представлял собой завораживающее зрелище: сосредоточенность, схлестнутая с отстраненностью.
– А гитара тебе разве не нужна? – спросила я.
Он склонил голову. Затем вздернул подбородок, закусив нижнюю губу. На секунду прикрыл глаза.
– Так, – сказал он, – теперь вы точно меня раздражаете. – И принялся обеими руками складывать карточки, будто поднимая якорь. – Забавная штука: я как раз только что вспоминал деда. Он любил читать в газетах про наркоманов и себя накручивать. Он считал, что самый верный способ им помочь – это запереть их всех в одном большом доме с отборнейшим героином и чистыми иголками; ни еды, ни телика, ни воды, ни прогулок, только героин двадцать четыре на семь, высший сорт, в любых количествах. И спустя неделю половина умрет от передоза – невелика потеря, говорил дед, – а вторая половина так пресытится, что никогда больше не возьмет в руки иглу. У них зависимость от погони, считал он, бедный старик. От образа жизни. Тупо, да?
– Есть немножко.
– А забавно тут вот что. Я с вами всего два дня, и уже начинаю думать, что не такой уж он был чокнутый.
Стуча подошвами по бетону, мальчик сделал пять быстрых шагов мне навстречу.
– Не улавливаю сути.
Он снова перелистнул карточки большим пальцем.
– Поэтому мы тут и собрались. У нас зависимость от самого процесса, от борьбы, от быта. Наш наркотик – не результат. Понимаете, о чем я?
– Отчасти, – сказала я. – Но я не считаю, что живопись – это зависимость. Скорее, борьба за выживание.
Мой ответ явно произвел на мальчика впечатление.
Он покосился на стопку карточек и кивнул, будто одобряя какой-то незримый план. Затем протянул их мне:
– Нате, взгляните, если хотите. Будем считать, я с вами в расчете.
– В расчете за что?
– За вашу доброту. Знаю, со мной нелегко. – Но стоило мне потянуться за карточками, как он отдернул руку, словно лишая ребенка мороженого. – Да шучу я, – хмыкнул он, сунув их мне.
Всего карточек было несколько сотен, и они оказались на удивление тяжелыми. Пока я просматривала их, мальчик стоял рядом и шумно дышал. За исключением последних двадцати-тридцати, которые оказались пустыми, каждая карточка была покрыта загадочными иероглифами.
たくさん食べなくてはいけないという訳ではありません。事実、歳を重ねるにつれて身体が必要とする食事の量は減少します。大事なのは様々な種類の良い食品を摂取するということ。例えばバナナを取り上げてみましょう。手に取って、皮を剥いて、そして食べる。満足感も栄養もたっぷりです。
– Ну? – сказал он, протягивая руку. – Каков вердикт?
Я вложила карточки ему в ладонь. Он смотрел на меня с тем же невинным видом – голова склонена набок, – с каким хвастался о турнирах с киприотами.
– Японский тоже по книжке с картинками выучил?
– Типа того. – На шее у него билась жилка, вжимаясь и выпячиваясь, точно переключатель. В тени видно было, как лоснится его лицо, неловкий подростковый блеск. – Это довольно сложный язык, – сказал он. – Ни слова не понимаю.
– Не ври.
Он помотал головой:
– Я не вру.
– Откуда ты тогда знаешь, что пишешь?
– А я и не знаю. Я просто записываю, а вопросы задаю потом. – Он пожал плечами, признавая свою чудаковатость. – Не поручусь, конечно, но на этот раз похоже на настоящий японский. У меня на одну нормальную фразу десять карточек с белибердой.
– Так откуда все это берется?
Он постучал пальцем по лбу:
– Какие-то вещи просто оседают у меня в голове.
– Как с нардами.
– Да, типа того. – Наверное, в моих словах ему послышался вызов. Отступив назад, он продолжил: – Если я не запишу иероглифы, пока они свежи в памяти, картинка распадется на мелкие кусочки. Тогда попробуй их собери. Доходчивей объяснить я не могу.
– Попроси Куикмена, пусть он тебе переведет. Он целую книгу написал про… – Я осеклась, осознав, что мальчик меня опередил. – Японию, – ненужно договорила я. – Но ты и так это знаешь.
Теперь он держался более расслабленно.
– Вряд ли он согласится мне помочь. После вчерашнего-то. Можно было не просить вас его искать.
– Ой, на этот счет не беспокойся. Кью подолгу не обижается. Хоть ты и разнес его в пух и прах. – Звучало не очень убедительно. – А давай ты сядешь с нами за ужином? Тогда и попросишь. Или могу я.
– Посмотрим, – сказал мальчик. – Мне много чего нужно доделать.
– Нельзя все время пропускать приемы пищи. Это вредно для мозга.
– В еде я привередлив.