Выбрать главу

– Кто-нибудь видел Эндера? Надо открыть ворота.

Я заглянула в пустеющую столовую, где в очереди за рагу из луфаря[1] был в последний раз замечен завхоз. Некоторые постояльцы все еще обедали – вместе, но и врозь, за длинным общим столом. Мы не потрудились запомнить их фамилии, зато были наслышаны об их проектах и уже записали их в краткосрочники – “проходные”, как говорил Петтифер, что на его языке значило “таланты пожиже”.

О ценности чужих творений мы судили по сроку пребывания в Портмантле: если вы уезжали спустя всего один сезон, значит, ваш замысел попросту не выдерживал более длительного вызревания. Взять хотя бы испанского поэта, с которым мы беседовали за обедом, гордо заявившего, что трудится над сборником минималистских стихов, избавленных от линейности, повествовательности и смысла. “Важное дело, – заметил Куикмен, поворачиваясь к нам и закатывая глаза. – Если что-то и нужно искоренить из поэзии, так это смысл”. Испанец закивал, глухой к сарказму, и принялся объяснять, как немыслимо сложен его проект, и, надо отдать Куикмену должное, его напускной интерес не ослабевал до самого конца.

Мы дали этому поэту самое большее два сезона. Любой, кто при первой же возможности заговаривал о своем проекте, обычно оказывался краткосрочником – таково было наше мнение. Любой, кто провозглашал себя гением, был мошенником, потому что гению, как выразился однажды Куикмен, некогда любоваться на себя в зеркало – у него слишком много работы. Мы не искали дружбы с краткосрочниками. Пусть трудятся и обретают ясность без нашего участия, а мы и дальше будем штурмовать свои неприступные творения. Никто из нас не желал признать, что, отделившись от остальных, мы сами провозгласили себя гениями, из чего, конечно, следовало, что самые большие мошенники тут мы. Нам даже не приходило в голову, что главное дарование Портмантла стоит у ворот в лужице собственной блевотины.

– Можешь не искать старика, – сказал Куикмен, глядя в окно. – Наш парень сейчас нажмет на кнопку.

Как по команде, по первому этажу прокатились три длинные, дребезжащие трели. Куикмен сунул трубку обратно в уголок рта.

– По местам, – скомандовал он, в голосе – предвкушение.

Звонок раздался вновь.

Эндер, старый завхоз, вышел из столовой с заткнутой за воротник салфеткой. На ней были бледные пятна от рагу. В руке он сжимал ложку.

– Это он? Он звонит?

– Ага, – сказал Петтифер. – Уже, наверное, переохлаждение заработал. Вы бы поторопились.

– Окей. Иду. Вы оставайся здесь. – Сорвав салфетку с воротника и тщательно промокнув усы, Эндер спрятал ложку в нагрудный карман и поспешил вниз. – Вы ждете в библиотеке, да? – крикнул он, надевая куртку у подножия лестницы. – Я его привожу.

Из окна мы смотрели, как старик пересекает белую целину, оставляя в сугробах провалы следов. По традиции, у него с собой был директорский дробовик – незаряженный, на ремне свисавший с левой руки. На Эндере была его обычная куртка, отороченная светло- и темно-серым мехом – в тон его седине. Дойдя до ворот, он заговорил с мальчиком через железные прутья.

Каждый новоприбывший должен был назвать пароль, который директор менял раз в сезон, обычно это была поэтическая строчка или цитата из его любимого произведения. У нас с Маккинни пароль был одинаковый: “Пойдем на восток, в родные края, одни, помня тебя”[2]. У Петтифера – “Мы – как ныряльщики в чистейших водах. / Нам лишь бы одряхлевший мир скорей / Покинуть”[3]. Куикмену достался перевод из Хюсейна Рахми Гюрпынара[4] – турецкого писателя, чьи сочинения были академическим фетишем директора, – впрочем, Куикмен утверждал, что дословно цитату не запомнил. Бедному Эндеру приходилось учить эти пароли каждый сезон, на английский остальных работников можно было не рассчитывать. В голове у Эндера, вероятно, понамешалось столько обрывков стихов, что он дал бы фору даже нашему испанцу. Впрочем, за годы службы у него ни разу не возникло необходимости стрелять. Уж слишком хорошо работала система. Любой, кто звонит в ворота Портмантла, должен знать правила входа. В противном случае его заставят повернуть обратно под дулом дробовика.

Фуллертон беззвучно произнес пароль, и старик его впустил. Мальчик ступил на территорию усадьбы и, прищурившись, посмотрел в окно над верандой, где стояли мы. Если он и увидел нас, то не подал виду. Он терпеливо ждал, пока Эндер запрет ворота, после чего они гуськом стали пробираться к главному входу.

вернуться

2

Из стихотворения английского поэта Руперта Брука (1887–1915) “День, который я любил”.

вернуться

3

Из сонета Руперта Брука “Мир”. Пер. А. Серебренникова.