Должно быть, и Рита почувствовала, что Иван Федотович говорит все это не для нее.
— Ох, заболтались мы, — внезапно другим, громким и трезвым голосом сказала она и встала. — Пора мне, Илья уже спит, да и вы собирались работать.
— Я не только собирался, — сухо и церемонно ответил Иван Федотович. — Я твердо намерен работать даже сейчас.
— Тогда спокойной ночи, — тихо сказала Рита и вышла.
— Мамуля, ты спишь? — спросил Иван Федотович после паузы.
Леля не ответила ничего.
10
Иван Федотович работал всю ночь, а утром, когда Леля проснулась, он уже успел сходить в лес за грибами и, сидя на крыльце, свежевыбритый, бодрый, мурлыча что-то себе под нос, чистил и сортировал свою добычу. Взгляд, который он бросил на Лелю, был испытующий и напряженный, но никакой обиды Леля в этом взгляде не заметила.
— Ну, как дела твои? — вполголоса спросила Леля, присаживаясь рядом с ним на корточки. — Получилось что-нибудь?
— Вот, как видишь, — Иван Федотович указал ножом на лукошко, полное грибов. — Утренняя песня молодого Гаранина.
— Я о другом, — спокойно проговорила Леля.
— А я об этом, — так же спокойно ответил он. — Другое тебя совершенно не интересует, мамуля. И не стоит гальванизировать интерес, если он когда-нибудь был.
— Ты несправедлив сейчас и жесток, — Леля встала, машинально поправила волосы.
Иван Федотович отложил нож, поднял голову, и, прищурясь, посмотрел снизу вверх ей в глаза.
«От ревности лицо твое мелеет, — насмешливо процитировал он. — От ревности лицо твое мелеет, мальчишками запруженный ручей. Они гам набросали в воду дерну, и ты иссякла. Губы как песок, одни глаза, две маленьких глубинки, наполненные до краев…»
— Терпением, — закончила Леля и, резко повернувшись, ушла в избу.
— О, да, — заметил Иван Федотович, принимаясь вновь за грибы. — Терпением — не так уж и плохо. У нас было «отчаянием», но это было давно.
А вот Рита при виде Лели смутилась.
— Доброе утро, — неуверенно улыбаясь, проговорила она, выходя из «летней комнаты».
— Доброе утро, деточка, — сказала Леля. — Как спалось? Ну, слава богу, слава богу. Видишь ли, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
— А что… а что случилось? — пролепетала Рита, отступая в глубь комнаты. — Что-нибудь неприятное?
— С какой стороны посмотреть, — усмехнувшись, ответила Леля.
Они вошли в «летнюю комнату», прикрыли за собой дощатую дверь и сели рядом на топчан. Рита была очень напугана.
— Дело в том, — сказала Леля, — дело в том, что Иван Федотович вчера ночью приготовил вам с Ильей небольшой сюрприз. То есть он хотел, чтобы это вышло сюрпризом, но я, как человек более трезвый и дальновидный, решила забежать немного вперед.
Сложив руки на коленях, Рита напряженно слушала, но лицо ее начало проясняться.
— Собственно говоря, Иван Федотович решил посвятить вам с Илюшей стихи… небольшую поэму, насколько, я в этих делах разбираюсь. Я пока еще не видела текста, но могу предполагать, что роман в стихах за одну ночь написать невозможно.
— Ну, что ж, это очень приятно, — порозовев, сказала Рита. — Лучшего подарка он придумать не мог.
— Так-то так, — уклончиво сказала Леля. — Вся беда, деточка, в том, что Иван Федотович, как ты, видимо, уже успела заметить, черезвычайно самолюбивый и легкоранимый человек. Все поэты грешат этим в большей или меньшей мере, но тут сложнее: сейчас у Ивана Федотовича трудный, я бы сказала, болезненный период. Ему отчасти не хватает уверенности в себе, и еще как-то так случилось, что ваша реакция на эти стихи представляется ему чрезвычайно важной…
— Не беспокойтесь, Ольга Даниловна, — торопливо проговорила Рита, — я отлично вас поняла, и все будет в полном порядке.
— За тебя я как раз и не беспокоюсь, — мягко сказала Леля. — Но мне кажется, для Ивана Федотовича особую ценность представляет не твое мнение, а мнение Илюши…