О: Я даже не знаю, что мог бы значить этот вопрос.
Д: А я знаю. Он значит, что хромосомы и гены как-то изменялись бы или как-то развивались в процессе развития ребенка, и изменения хромосом были бы про изменения ребенка. Контролируя их или частично контролируя их.
О: Нет. Я так не думаю.
Д: Ага!
Д: Хромосомы обучаются?
О: Я не знаю.
Д: Они вроде черных ящиков.
О: Да, но если хромосомы или гены могут обучаться, они становятся гораздо более сложными черными ящиками, чем кто-либо в настоящее время их считает. Ученые всегда предполагают или надеются, что вещи просты, а затем открывают, что это не так.
Д: Да, папа.
* * *
Д: Папа, а это - инстинкт?
О: Что - инстинкт?
Д: Предполагать, что вещи просты?
О: Нет. Конечно, нет. Ученых нужно обучить так делать.
Д: Но я думала, что никакой организм нельзя обучить быть всегда неправым.
О: Юная леди, вы проявляете неуважение и ошибаетесь. Во-первых, ученые не ошибаются каждый раз, когда предполагают, что вещи просты. Весьма часто они правы или частично правы, и еще чаще они думают, что правы, и говорят это друг другу. И это является достаточным подкреплением. И в любом случае вы неправы, когда говорите, что никакой организм нельзя обучить быть всегда неправым.
Д: Когда люди говорят, что что-то является "инстинктивным", они стараются упростить вещи?
О: Да, конечно.
Д: И они неправы?
О: Я не знаю. Это зависит от того, что они имеют в виду.
Д: Ага!
* * *
Д: А когда они так говорят?
О: Да, эта постановка вопроса лучше. Они так говорят, когда видят, что существо что-то делает, и уверены, во-первых, что существо не обучалось это делать, а во-вторых, что существо слишком глупо, чтобы понимать, почему оно должно это делать.
Д: А еще?
О: Да. Когда они видят, что все члены вида делают те же вещи при тех же обстоятельствах, и когда они видят, что животное повторяет то же действие, когда обстоятельства изменились и действие заканчивается неудачей.
Д: Значит есть четыре возможности знать, что что-то - инстинктивно?
О: Нет. Четыре условия, при которых ученые говорят об инстинкте.
Д: Но что, если одно условие отсутствует? Инстинкт довольно похож на привычку или обычай.
О: Но привычкам обучаются.
Д: Да.
Д: Привычкам всегда обучаются двукратно?
О: Что ты имеешь в виду?
Д: Ну, когда я учу аккорды на гитаре, сначала я их учу или нахожу, а когда я практикуюсь, я привыкаю их так играть. И иногда у меня образуются плохие привычки.
О: Обучаешься всегда быть неправой?
Д: Ага. Хорошо. Но как насчет этой двукратности? Если бы игра на гитаре была инстинктивной, то отсутствовали бы обе части обучения?
О: Да. Если бы обе части обучения явно отсутствовали, ученые могли бы сказать, что игра на гитаре является инстинктивной.
Д: Но что, если отсутствует только одна часть обучения?
О: Тогда по логике вещей отсутствующую часть можно было бы объяснить "инстинктом".
Д: Может ли отсутствовать любая часть?
О: Я не знаю. И не думаю, что кто-то знает.
Д: Ага!
* * *
Д: А птицы практикуются в пении?
О: Да. Говорят, что некоторые птицы практикуются.
Д: Наверное, инстинкт дает им первую часть пения, но они должны работать над второй частью.
О: Возможно.
Д: А можно практиковаться инстинктивно?
О: Я полагаю, можно, но я не уверен, что в таком случае начинает означать слово "инстинкт".
Д: Это - объяснительный принцип, папа, как ты и говорил... но я не понимаю одного.
О: Да?
Д: Есть одно множество инстинктов? Или есть множества инстинктов?
О: Да. Это хороший вопрос, и ученые много об этом говорили, составляя списки отдельных инстинктов и затем снова сваливая их все в одну кучу.
Д: Но каков же ответ?
О: Ну, он не вполне ясен. Одна вещь, впрочем, ясна: объяснительные принципы не следует умножать сверх необходимости.
Д: Что это значит? Пожалуйста?
О: Это идея, которая стоит за монотеизмом: идею одного большого Бога следует предпочесть идее двух маленьких богов.
Д: Бог - это объяснительный принцип?
О: О, да. И очень большой. Ты не должна использовать два черных ящика (или два инстинкта) для объяснения того, что мог бы объяснить один черный ящик.
Д: Если бы он был достаточно большим.
О: Нет. Это значит...
Д: А есть большие инстинкты и маленькие инстинкты?
О: Ну, фактически ученые говорят так, как будто они есть. Но они дают маленьким инстинктам другие имена - "рефлексы", "врожденные пусковые механизмы", "фиксированные паттерны действий" и так далее.
Д: Понимаю. Один большой Бог для объяснения Вселенной и множество мелких "бесов" или "гоблинов" для объяснения происхождения маленьких вещей.
О: Ну, да. Очень похоже.
Д: Папа, а как они сваливают маленькие инстинкты все вместе для образования больших инстинктов?
О: Например, они не говорят, что у собаки есть один инстинкт, который заставляет ее дергаться, когда она падает со скалы, и другой, который заставляет ее убегать от огня.
Д: Ты имеешь в виду, что все будет объяснено инстинктом самосохранения?
О: Что-то вроде этого. Да.
Д: Но если ты укладываешь эти различные действия вместе в один инстинкт, то ты не можешь не сказать, что собака должна использовать идею "Я".
О: Да, вероятно, не можешь.
Д: А что ты будешь делать с инстинктом пения и инстинктом практики пения?
О: Ну, это зависит от того, для чего используется эта песня. Как песня, так и практика могут подпадать под инстинкт территории или сексуальный инстинкт.
Д: Я бы не положила их вместе.
О: Нет?
Д: Что, если птица также практикуется в склевывании зерен или что-то еще? Тебе придется умножать инстинкты (кстати, что это такое?) сверх необходимости.
О: Что ты имеешь в виду?
Д: Инстинкт добывания пищи для объяснения практики склевывания зерен и инстинкт территории для практики пения. Почему бы не иметь для обоих случаев инстинкт практикования? Это экономит один черный ящик.
О: Но тогда ты отбросишь идею соединения действий, имеющих одну цель, под одним инстинктом.
Д: Да, поскольку если практика имеет в виду цель, т.е. если у птицы есть цель, тогда практика является рациональной, а не инстинктивной. Разве ты так не говорил?
О: Да, я так говорил.
Д: Мы можем обойтись без идеи "инстинкта"?
О: А как бы тогда ты объясняла вещи?
Д: Хорошо. Я бы смотрела только на маленькие вещи: когда что-то хлопает, собака подпрыгивает. Когда земля уходит из-под ног, собака дергается. И так далее.
О: Ты хочешь сказать - одни бесы, а богов нет?
Д: Да, что-то вроде этого.
О: Хорошо. Есть ученые, которые пытаются так говорить, и это становится очень модным. Они говорят, что это более объективно.
Д: А это так?
О: О, да.
Д: Что значит "объективно"?
О: Ну, это значит, что ты очень строго смотришь на те вещи, которые выбрал для рассматривания.
Д: Это кажется правильным. Но как объективные люди выбирают, относительно каких вещей быть объективными?
О: Ну, они выбирают те вещи, относительно которых объективным быть легко.
Д: Ты имеешь в виду, легко для них?
О: Да.
Д: Но как они узнают, что какие-то вещи - легкие?
О: Я полагаю, они пробуют разные вещи и находят опытным путем.
Д: Значит, это - субъективный выбор?
О: О, да. Весь опыт субъективен.
Д: Но он - человеческий и субъективный. Они решают, относительно каких фрагментов поведения животных быть объективным, консультируясь с человеческим субъективным опытом. Разве ты не говорил, что антропоморфизм это плохо?
О: Да, но ведь они пытаются быть не людьми.
Д: Какие вещи они отбрасывают?
О: Что ты имеешь в виду?
Д: Субъективный опыт показывает им, относительно каких вещей быть объективным легко. Тогда они идут и изучают эти вещи. Но на какие вещи их опыт указывает как на трудные? Они избегают этих вещей. Каких вещей они избегают?
О: Ну, ранее ты упомянула нечто, что называется "практи-кование". Относительно этой вещи быть объективным трудно. Есть и другие вещи, которые трудны в том же смысле. Например, игра. Или исследование. Трудно быть объективным относительно того, действительно ли крыса исследует и действительно ли играет. Поэтому они не исследуют этих вещей. Также есть любовь. И, конечно, ненависть.
Д: Понимаю. Это вещи такого типа, для которых я хотела изобрести отдельные инстинкты.