Выбрать главу

Я утверждаю, что это отсутствие в сновидении метакоммуникативных фреймов и живучесть распознавания паттернов - характеристики, архаические в эволюционном смысле. Если это верно, тогда понимание сновидения должно пролить свет как на работу иконической коммуникации среди животных, так и на таинственный эволюционный шаг от иконического к вербальному.

При ограничениях, наложенных отсутствием метакомму-никативного фрейма, у сновидения явно нет возможности сделать изъявительное высказывание - ни утвердительное, ни отрицательное. Как не может быть фрейма, маркирующего содержание как "метафорическое", так не может быть и фрейма, маркирующего содержание как "буквальное". Сновидение может вообразить дождь или засуху, но оно никак не может сделать утверждение "идет дождь" или "дождь не идет". Поэтому, как мы видели, полезность имажинирования "дождя" или "засухи" ограничивается их метафорическими аспектами.

Сновидениа может предположить применимость паттерна. Оно никогда не может ни утверждать, ни отрицать эту применимость. Еще меньше оно способно сделать изъявительное высказывание, касающееся любого идентифицированного референта, поскольку никакой референт не идентифицируется.

Речь идет только о паттерне.

Эти характеристики сновидения могут быть архаическими, однако важно помнить, что они не являются устаревшими. Как кинестетическая и параязыковая коммуникация развились в танец, музыку и поэзию, так и логика сновидения развилась в театр и изобразительное искусство. Еще более поразительно, что тот мир строгой фантазии, который мы называем математикой, также является миром, навечно изолированным своими аксиомами и определениями от возможности совершения изъявительных высказываний о "реальном" мире. Теорема Пифагора справедлива, только если прямая линия является кратчайшим путем между двумя точками.

Банкир манипулирует числительными в соответствии с правилами, предоставленными математиком. Эти числительные - имена чисел, а числа каким-то образом воплощены в (реальных или фиктивных) долларах. Чтобы не забыть, что он делает, банкир помечает свои числительные метками, такими как знак доллара. Но они являются нематематическими и совершенно не нужны компьютеру. В строгой математической процедуре, как и в процессе сновидения, все операции контролируются паттерном взаимоотношений, но relata не идентифицируются.

Теперь вернемся к контрасту между лингвистическим методом наименования relata и иконическим методом создания избыточности во вселенной "организм плюс другой организм", достигаемой путем передачи частей паттернов взаимодействия. Выше мы отмечали, что человеческая коммуникация, создающая избыточность в отношениях между людьми, по-прежнему является преимущественно иконической и достигается посредством кинестетики, параязыка, движений, отражающих намерения, действий и т.п. Эволюция вербального языка сделала свои величайшие успехи именно в работе со вселенной "сообщение плюс окружающая среда".

В дискурсе животных избыточность привносится в эту вселенную посредством сигналов, являющихся иконичес-кими частями возможного отклика сигнальщика. Элементы окружающей среды могут выполнять функцию зримого присутствия, однако в общем упоминаться не могут. Аналогично при иконической коммуникации, касающейся отношений, relata (т.е. сами организмы) не нуждаются в идентификации, поскольку субъект любого предиката в этом иконическом дискурсе - сам отправитель сигнала, всегда зримо присутствующий.

Создается впечатление, что для перехода от иконического использования частей паттернов собственного поведения к наименованию сущностей во внешней среде были необходимы по меньшей мере два шага: изменение кодирования и изменение центровки фрейма "субъект-предикат".

Попытки реконструкции этих шагов могут быть только спекулятивными, однако можно высказать несколько замечаний.

(1) Имитация феноменов окружающей среды дает возможность сдвинуть фрейм "субъект-предикат" с себя на некоторые сущности в окружающей среде, даже сохраняя иконический код.

(2) Аналогичный сдвиг фрейма "субъект-предикат" с себя на другого латентно содержится в таких взаимодействиях между животными, при которых A предлагает паттерн взаимодействия, а В отрицает его посредством иконического или зримо присутствующего "не делай" (don't). Субъектом сообщения В, вербализуемого здесь как "не делай", является А.

(3) Возможно, что парадигмы взаимодействий, базовые для иконического сигнализирования, касающегося отношений, могли послужить эволюционными моделями для парадигм вербальной грамматики. Я полагаю, мы не должны думать, что древнейшие рудименты вербальной коммуникации напоминают попытки человека, знающего несколько слов иностранного языка, но не знающего грамматику и синтаксис. Несомненно, на всех стадиях эволюции языка коммуникация наших предшественников была структурированной, оформленной и целостной, а не состояла из разрозненных частей. Предшественники грамматики, несомненно, столь же стары или даже старше, чем предшественники слов.

(4) Иконические аббревиатуры описания собственных действий легкодоступны. Они контролируют vis-a-vis посредством имплицитных ссылок на парадигмы взаимодействия. Но любая подобная коммуникация необходимо является позитивной. Показать клыки - значит упомянуть драку, а упомянуть драку значит предложить ее. Не существует простой иконической репрезентации отрицания, не существует простого способа для животного сказать: "Я тебя не укушу". Однако, легко представить себе способы коммуникации негативных команд, если (и только если) другой организм первым предлагает паттерн действий, который следует запретить. Посредством угрозы, неподходящего отклика и т.д. возможна передача сообщения "не делай". Паттерн взаимодействия, предлагаемый одним организмом, отрицается другим, который разрушает предложенную парадигму.

Однако "не делай" очень отличается от "не". Обычно важное сообщение "Я тебя не укушу" генерируется как соглашение между двумя организмами, следующее за реальной или ритуальной дракой. То есть противоположность финального сообщения прорабатывается и достигает reductio ad absurdum, после чего может служить базой для взаимного мира, иерархического следования или сексуальных отношений. В любопытном взаимодействии животных, которое называется "игрой" и напоминает драку, однако дракой не является, многое, вероятно, может быть понято как тестирование и подтверждение подобного негативного соглашения.

Но эти методы достижения отрицания громоздки и неуклюжи.

(5) Выше утверждалось, что парадигмы вербальной грамматики могли каким-то образом произойти из парадигм взаимодействия. Следовательно, мы ищем эволюционные корни простого отрицания среди парадигм взаимодействия. Вопрос, однако, совсем не прост. Известно, что на уровне животных возможна одновременная демонстрация противоречивых сигналов (например, поз, которые упоминают как агрессию, так и бегство, и т.п.). Однако эти двусмысленности весьма отличаются от феномена, столь обычного среди человеческих существ, когда дружелюбность слов может вступать в противоречие с напряженностью или агрессивностью голоса или позы. Человек применяет разновидность обмана - еще более сложного достижения, тогда как амбивалентное животное предлагает позитивные альтернативы. Нет легкого способа извлечь простое "не" ни из одного из этих паттернов.

(6) Из этих соображений создается впечатление, что эволюция простого отрицания проистекла из интроекции или имитации vis-a-vis, благодаря чему "не" было каким-то образом произведено из "не делай".