- Во дают,- пробормотал отец, нервно улыбаясь.
- Так. По кислороду у вас тоже норма снижается. Время проветриваний, соответственно, уменьшаем. Вот распечатка вам. Там на одном экземпляре подписи поставьте. Мне его отдадите, а один вам остается. Значит, проветривание десять минут в сутки по будням и пятнадцать минут в субботу и в воскресенье. Новая норма такая у вас. В праздничные дни также по пятнадцать минут,- разъяснял инспектор.
- Слышала?! - сказал отец взволнованным громким шепотом, обращаясь к жене.
- Слышала, не глухая,- раздраженно сказала мать. И еще более раздражаясь и повышая голос:
- Как же нам теперь? Задохнемся ведь совсем. Уж и так органы отказывают, сердце заходится.
- Органы лучше знают, что нужно вашему телу,- сказал инспектор и улыбнулся, довольный своей находчивостью.
Отец хотел что-то сказать, но сдержался.
Инспектор серьезным голосом продолжил:
- Что ж вы задохнетесь-то? Можете попробовать заявление написать на увеличение створки окна при проветривании на десять процентов. Могут и разрешить - в связи с наличием несовершеннолетнего в доме. А так вас никто не ограничивает. Два часа в день у вас есть на всё про всё. До работы доехать, в магазин забежать, дыши - не хочу.
- А почему всего два часа? Мало нам,- не унималась мать.
Инспектор, уже заметно раздражаясь на беспардонные выпады женщины:
- У нас никто без дела на улице не задерживается. Да и мало ли куда можно с улицы-то угодить. Как говорится, вышел за хлебом, а попал... совсем в другое место. И вы что, хотите пропустить новости или отчетные передачи? Будем делать вид, что я этого не слышал. И экзамены на знание телепередач никто не отменял.
Инспектор посмотрел на часы, стоящие рядом с телевизором.
- Кстати, а почему у вас телевизор не работает? - спросил инспектор, только сейчас осознавший, что было причиной столь неестественной неприятной тишины. - Три часа почти. Сейчас будет дневной выпуск «Истины». Вы бы включили да запоминали, что говорят. А то итак вон в какой категории оказались нелицеприятной.
Инспектор неожиданно вспомнил это слово, которое недавно слышал в речи начальника и которое ему понравилось. Он старался использовать слова, которые слышал в речи уважаемых им людей.
- Вам бы хорошие оценки по «ТПЗ[2] Гражданина» не помешали. Как вообще собираетесь сдавать, или так и будете вниз катиться? А то еще и на комиссию ТПЗ попадете, если не сможете сдать. Там не отмолчитесь, по полной спросят, что, да как, да почему. Впрочем, ваши проблемы, не мои,- махнул он рукой, видя, что родители Алеши стоят на месте безучастно, с пустыми лицами.
- Значит, по кислороду, смотрите,- сказал он, успокоившись. - Я вам сейчас расскажу, как надо делать. Сами-то, смотрю, не догадались еще. Вы шторы плотные повесьте, так будет меньше кислорода сжигаться, не будет нагреваться-то комната.
И, посмотрев на родителей Алеши, добавил: - А то распереживались так. Вы не видели, как другие живут. Вон у нас надомники-то, отказчики которые, так у них вообще на пару минут в день во-от на столечко открывается створка (инспектор большим и указательным пальцами показал, на сколько) - и всё. А на улицу нельзя. Работают дома. Наклейки, что ли, какие-то клеят или что они там делают, черт его знает. В общем, исправляются потихоньку. И ничего – живут. И спасибо еще говорят. А нечего было держаться за всякую вредную чушь. Тоже мне, нашлись личности. Я бы им вообще кислород перекрыл, отказчикам. Сказано было – прочь всю ложь и грязь прошлого. Нет, отказываются они жить по нашим правилам. Ну, пусть отказываются. Нашли себе кумиров тоже мне. А фамилии-то у этих кумиров посмотри какие: Вершицкий, Сой, Блоцкий, Шведчук... Ни тебе одного Иванова или Сидорова. Во чудаки эти отрицальщики! Не ценят честной жизни! В ответ на их чудачества и принуждают их к пробуждению разума.
- Но все равно, даже им дают глотнуть воздуха, так сказать, хотя и самим не хватает. Гуманизм! - сказал инспектор, произнося последнее слово как-то торжественно.