Такова политическая концепция Аристотеля вместе с её социологическим обоснованием. В ней ярко отразилась историческая и классовая ограниченность мировоззрения Аристотеля, хотя он и был гениальным учёным своего времени. Маркс писал, что «человек по самой своей природе есть животное, если и не политическое, как думал Аристотель, то во всяком случае общественное». Расшифровывая аристотелевское определение, Маркс указывал, что согласно ему строго говоря, человек уже в силу своей природы есть «гражданин городской республики». Поэтому такое определение столь же характерно для классической древности, как и определение Франклина для века янки, считавшего человека созидателем орудий 12).
Аристотель собирался формулировать внеклассовую и надпартийную точку зрения на вопросы политической жизни, но не смог выйти за рамки эпохи, её рабовладельческого режима и вращался в кругу характерных для того времени представлений. Цветистой фразеологией о правде, справедливости, прекрасном, счастливой жизни, благом и т. д., он лишь маскировал господство рабовладельцев, приписывал государству такие функции и цели, которые были ему совершенно чужды и фактически предавался безудержной социальной демагогии (подобно Платону). Античное государство было организацией господ для подавления рабов, использования для этого свободного гражданства, а между тем Аристотель искал в целях государства стремление к прекрасному, благому, справедливости, объявлял государство вечным институтом и доказывал его надклассовый характер. Так маскировалось классовое господство рабовладельцев, которое объявлялось высшей формой социального общения. Аристотель отрицал всякую связь античного государства с экономическими интересами рабовладельцев и выдавал классовую организацию последних за всенародное, надпартийное дело. Моральные сентенции были своеобразной попыткой реабилитации рабовладельческого государства, диктатуры господствующего класса. Зародыши государства искались даже в семье, оно признавалось исконным явлением.
Отождествляя государство с порядком общественной жизни, Аристотель объявлял его непреложным условием справедливости, олицетворение которой он усматривал в законе, т. е. классовом законодательстве греческих рабовладельцев. Государство изображалось как предпосылка всех завоеваний человеческой культуры. Вне закона и государства, как утверждал Аристотель, человек опять становится зверем.
Трудно предположить, что Аристотель, как подлинный учёный, просто оказался жертвой своих социологических увлечений и конструкций. Ведь он жил в условиях ожесточённой борьбы классов и многократно мог наблюдать, как в их столкновениях рождаются законы, изменяется характер государства. Он исследовал много конституций разных государств и политическую историю Афин, реформы Солона, Писистрата и др., которые определяли направление политической жизни. Поэтому социологические изыскания Аристотеля сами по себе не были причиной характерного для него обоготворения государства. Наоборот, они должны были привести его к более правильным взглядам на государство, показывая его классовую сущность, влияние классовых интересов на характер законодательства, очевидную партийность государственного закона.
Если всё-таки Аристотель, вступая в явное противоречие со своим политическим опытом и социологическими исследованиями, выдавал закон рабовладельческого государства за олицетворение справедливости, а само государство за её гарантию и вечное, наиболее совершенное проявление социальной жизни, то причиной этого были связи мыслителя с рабовладельцами, которым он служил «верой и правдой», выражая их классовые интересы в своей политической концепции (как и Платон).
Об этом ясно свидетельствует и презрительное отношение Аристотеля к «черни» и даже ремесленникам и другим представителям трудового люда. Он трактовал государство как общение равных и в то же время исключал из него рабов. Это типичная точка зрения рабовладельцев античности. Больше того, допускалась дискриминация и свободного населения, если последнее оказывалось экономически обездоленным и потому начинало предъявлять какие-либо требования к рабовладельцам. Аристотель усматривал в этих требованиях проявление крайностей демократии. Он считал демократию нездоровой формой государственного устройства, причём наряду с олигархией и тиранией. Логики в этом совсем не было, так как у Аристотеля не имелось каких-либо оснований ставить знак равенства между экономическими или политическими требованиями большинства народа и произволом тиранов или олигархов. Ведь требования демократии о разделе земель гарантировали бы относительное благополучие большинству людей и сделали бы возможным в известных рамках то счастье людей, которое, по мнению Аристотеля, и составляло благую цель государства. Тут фразеология Аристотеля не давала эффекта, он проявлял удивительную непоследовательность, нарушал элементарную логику своих суждений.