Но подобные попытки уложить Аристотеля в узкие рамки традиционных представлений просвещённого буржуа являются наивной фальсификацией истории экономической мысли античности. К этой мысли нельзя подходить с меркой буржуазных воззрений на собственность, на экономическую политику и т. д. Покидая почву историзма и модернизируя разные проявления экономической мысли античности, буржуазные экономисты фальсифицируют экономические взгляды Аристотеля.
В частности, они сближаются с концепциями последующих школ в истории экономической мысли средневековья. Так, пытаясь подкрепить свои надуманные схемы, Зомбарт относил Аристотеля к разряду схоластиков как разновидности представителей нормативной политэкономии. Основанием служило то, что Аристотель считал хозяйство только средством и сравнивал его с флотом, а потребительское, настоящее хозяйство с простым обменом противопоставлял хрематистике, как неестественной погоне за прибылью 15). Но нелепость подобных домыслов очевидна, хотя схоластики и опирались на Аристотеля. Можно и должно отмечать близость их экономических воззрений, но нельзя принципы схоластики переносить на Аристотеля и всё переворачивать, ставить на́ голову.
Буржуазные экономисты, произвольно толкуя идеи Аристотеля, сближают их с концепцией физиократов, поскольку эти последние считали торговлю стерильной, а для Аристотеля хрематистика достойна осуждения 16). Между тем физиократы формулировали программу капиталистического развития, не имеющую никакого отношения к попыткам Аристотеля добиться стабилизации рабовладельческого строя и преодолеть разложение последнего.
Пельман находил близость между экономическими взглядами Аристотеля и Тюнена, Книса, Вагнера, Шмоллера, считая её не случайной; обнаруживая капитализм в античной Греции, он указывал на отрицательное отношение к нему Аристотеля 17).
Так великого мыслителя древности немецкие историки превращают в одного из предшественников пресловутой «исторической школы» в политической экономии Германии XIX века и ищут в его произведениях реакционные домыслы, свойственные этой школе. Как уже отмечалось выше, Онкен делал Аристотеля глашатаем «политики среднего сословия» и предшественником прусских катедерсоциалистов, находил у античного учёного положения меркантилистического характера или (в других случаях) предвосхищение меркантилистической доктрины (поскольку Аристотель указывал, что иногда спекулянт мог обогащаться с помощью монополии, скупки какого-либо товара). Вместе с тем Онкен приписывал Аристотелю антиципацию элементов «железного закона заработной платы» и никак не мог простить осуждения процента, полагая, что в Афинах IV в. до н. э. «уже существовало довольно развитое хозяйство». Даже в смитианстве Онкен констатировал влияние Аристотеля, приписывал последнему заботы о нуждах рабов, пристрастие к монархической структуре хозяйства и т. д. 18)
Но весь этот набор произвольных и исключающих друг друга утверждений не имеет под собой почвы. На основании отмеченного Аристотелем отдельного примера обогащения спекулянтов путём скупки маслин античному учёному приписывается меркантилизм, вера в огромную роль монополии. В произведениях Аристотеля Онкен находил сразу и меркантилизм и смитианство, не задумываясь над противоположностью этих течений буржуазной экономической мысли. Цепляясь за что угодно, буржуазные экономисты добиваются сближения с ней экономических взглядов Аристотеля, но в конце концов вынуждены отметить, что Аристотель осуждал даже взимание процентов и присвоение прибыли, без которых буржуазная политэкономия не может даже представить себе нормального хозяйства. При более близком рассмотрении вопроса буржуазные экономисты вынуждены констатировать, что даже проблема стоимости мало привлекала внимание Аристотеля 19), а тем более другие вопросы, характерные для буржуазной экономической мысли.