Он шёл в моральном оправдании рабства настолько далеко, что пытался оправдать и насильственное порабощение военнопленных. Отвечая своим противникам, Аристотель признавал возникающие при этом для него затруднения, раз военнопленные становятся рабами лишь по закону и юристы имеют какое-то право осуждать его как основанное на силе, однако пускался в казуистику и утверждал, что военная победа предполагает храбрость, даёт нравственное превосходство, якобы «связана с внутренним достоинством». Наконец, утешение искалось и в той декларации, что «всякий закон в основе предполагает своего рода право».
Уточняя и конкретизируя свой основной тезис, Аристотель использовал культурно-исторические различия между народами и утверждал, что каждый варвар является рабом по природе, что «одни люди – повсюду рабы, другие – нигде таковыми не бывают». Делалась ссылка на то, что греки считают себя благородными везде, между тем как варвары – только дома. Иногда допускались сомнения и в свободе рабовладельца, но такие сомнения парализовались многократным повторением тезиса, что всё-таки «одни люди по своей природе – свободные, другие – рабы», и это очевидно. Посему следовал вывод, что среди людей «для одного человека полезно и справедливо быть рабом, для другого – господином». Вместе с тем, «необходимо, чтобы один элемент подчинялся, другой властвовал». Это подчинение должно быть безоговорочным и абсолютным, так как раб является «своего рода частью господина», хотя и одушевлённой. Больше того, в отношениях раба с господином существует взаимная польза и возможна их дружба, если оба они являются по природе тем и другим (т. е. рабом и господином). Лишь дурная власть и дурное подчинение не полезны для обоих. Зато иные отношения возникают в том случае, если они раб и господин по закону и силе. Тогда обнаруживается, что власть господина и государя не одно и то же. Как писал Аристотель, «власть политического деятеля в государстве это – власть над свободными по природе, власть же господина над рабами в семье это – власть над рабами по природе».
Аристотель допускал научную организацию рабовладельческого хозяйства, прямо заявляя, что обязанности господина и раба могут быть предметом науки, хотя знания для господина не важны, он должен обладать лишь умением отдавать приказы. Зато рабу полагалось умение их исполнять, и Аристотель одобрительно отмечал тот факт, что один рабовладелец в Сиракузах обучил детей рабов поваренному искусству. Допускалась передача распорядительных функций господина специальным управляющим, так как сами рабовладельцы занимаются государственными делами или философией.
Таким образом, господину нужна лишь наука о приобретении рабов, которая «является чем-то вроде науки о войне или науки об охоте». По мнению Аристотеля, война и охота для приобретения диких животных и людей, которые по природе своей назначены к подчинению, но «противятся своему назначению», представляют собою «дело естественное», и, конечно, справедливое.
Сам Аристотель склонен был давать некоторые советы относительно рациональной организации эксплуатации рабов. Он соглашался с тем, что раб совсем не имеет «способности рассуждать», которая свойственна для женщин в слабой степени и для детей лишь в неразвитом виде. Поэтому для раба опорой его добродетели должен быть господин. Но Аристотель считал неправильным то мнение, что рабы совсем лишены разума, подлежат только телесным наказаниям. С его точки зрения, рабам даже больше, чем детям, «нужно назидание». Рабы представлялись Аристотелю опасной собственностью, и он прямо указывал, что, напр., фессалийские пенесты опасны, как и спартанские илоты, чем нередко пользовались соседи. Поэтому он предупреждал рабовладельцев о том, что вообще трудно обращаться с рабами, так как при мягком обращении они грубы, а при жестоком питают ненависть к господам.
Обращаясь к анализу добродетелей человека и гражданина, Аристотель заявлял, что «в состав понятия об имуществе входят понятия о господине и рабе», а при рассмотрении достоинств разных форм политического устройства опять возвращался к выводу, что «институт господской власти одинаково полезен и для раба», хотя больше имеет в виду интересы господина.