В другом месте своей работы Аристотель доказывал, что в государстве с наилучшим политическим устройством граждане не должны заниматься ремеслом или промыслами, так как жизнь ремесленника «неблагородна и противна интересам добродетели». Вместе с тем добродетельные граждане не могут заниматься и земледелием, поскольку им необходим «философский досуг». Поэтому земледельцами должны быть рабы или варвары или периэки. Выдвигалась точка зрения, что государству необходимы воины и сословие политиков, причём у них должна быть поземельная собственность. Необходим для государства и клан жрецов. Поселение на землях общественного пользования признавалось делом государственным, на частных землях – делом частных лиц. Что же касается земледельцев, то, по мнению Аристотеля, ими «должны быть преимущественно рабы», свободные от страстей. В таком случае рабы будут полезны для работы и неопасны. Но допускалось использование для земледельческих работ также варваров и периэков, поскольку они «обладают теми же природными качествами, что и рабы». Среди эксплуатируемого населения Аристотель предлагал вести очень гибкую политику и «всем рабам в виде награды за их работу гарантировать в будущем свободу».
Считая рабство неотъемлемым элементом общественного строя, он делил все профессии «на занятия, свойственные людям свободным и рабам», причём опасался, как бы обучение детей свободных людей не сделало их простыми ремесленниками, сама профессия которых исключает добродетель. Аристотель повторял много раз изречение, что «быть счастливым возможно только в единении с добродетелью». Между тем занятия, потребные для трудовой жизни, представляют собою «порождение нужды и служат для цели вне себя». Он осуждал лакедемонян, которые постоянными тяжёлыми упражнениями «обращают детей в своего рода диких животных». Аристотель признавал за рабами способность к восприятию музыки, но указывал, что этого не лишены также дети и даже животные. 12)
В аргументации Аристотеля в пользу рабства имелись колебания, поскольку он не мог игнорировать тот факт, что в иноземных государствах даже греки могли быть рабами. Возникал сложный вопрос о том, может ли раб обладать добродетелью. Аристотель отвечал половинчатым образом, признавая добродетель у раба, но лишь «в слабой степени», в пределах его обязанностей («Политика», I). В «Этике» Аристотель утверждал, что «только рабскому характеру свойственно сносить обиды и не замечать обид, наносимых его близким». Вместе с тем «дружба и справедливость невозможны по отношению к неодушевлённым предметам, так же как по отношению к лошади или быку, или рабу, поскольку он раб. Нет с ними ничего общего: раб – одушевлённый инструмент, а инструмент – раб без души; итак, к рабу, поскольку он раб, нельзя питать дружбы, а можно – поскольку он человек». С точки зрения Аристотеля, тираническое отношение существует «между господином и рабами, которые действуют исключительно на пользу господина» 13).
Все эти недвусмысленные рассуждения Аристотеля о рабстве часто шокировали историков. Но либеральные историки XIX века, изумляясь цинизму рассуждений Аристотеля о рабстве, довольствовались, однако, наивными сентенциями о том, что он просто смешивал «гипотезу и реальность в тех предпосылках, из которых он выводит свою теорию» 14). Делались попытки фальсифицировать взгляды Аристотеля на рабство и модернизировать в соответствии с общими тенденциями буржуазной политической экономии. Так, например, чтобы найти у Аристотеля следа теории производительности капитала, буржуазные экономисты приписывают ему мысль, что древние рабы были одной из форм капитала, поскольку сам Аристотель признавал, что рабы являются наиболее надёжным средством производства 15).
Но на самом деле взгляды Аристотеля на рабство были вполне естественны для условий Греции IV века, где эксплуатация рабов продолжалась уже целые столетия и получила невиданный размах. В её справедливости были убеждены не только сами рабовладельцы, она казалась правомерной и более широким массам народа. Теофраст считал грубой деревенщиной тех, кто работал вместе со своими рабами, говорил с ними о делах и т. д. (Теофраст, «Характеры», IV).
В 1873 году Энгельс писал (в работе «К жилищному вопросу»), что «справедливость всегда представляет собою лишь идеологизированное, вознесённое в небеса выражение существующих экономических отношений либо с их консервативной, либо с их революционной стороны. Справедливость греков и римлян находила справедливым рабство; справедливость буржуа 1789 года требовала устранения феодализма, ибо он несправедлив». История показывает, что само «представление о вечной справедливости изменяется» 16).