Всё это даёт основание думать, что Аристотель далёк был от субъективистских представлений о стоимости и скорее склонялся к объективному истолкованию последней. Во всяком случае, общественная необходимость возмещения издержек производства ему, видимо, была ясна. Правда, состав издержек не расшифровывался, к этому Аристотель не проявлял интереса. Однако в издержках труду отводилось, вероятно, большое место.
Такого рода предположения находят себе подтверждение в ряде других текстов, имеющихся в сочинениях Аристотеля.
В «Риторике» Аристотель прямо заявлял, что благом считается «то, ради чего было понесено много труда и издержек». Однако речь шла о благах нехозяйственного характера, о жертвах и трудах войны. Аристотель считал естественной продажу товаров в соответствии со стоимостью сырья, как существенного элемента издержек производства. В своей «Афинской политии» он одобрительно отзывался о деятельности особых надзирателей за хлебной торговлей (избиравшихся по жребию), которые обязаны были следить за тем, чтобы зерновой хлеб «продавался добросовестно» на рынке и, в частности, чтобы мельники «продавали ячменную муку в соответствии со стоимостью ячменя» 18).
Такое заключение носит вполне определённый характер и Аристотель в нём ясно высказывается о том, как должна определяться цена товара. В ней должна учитываться стоимость основного сырья, используемого при производстве товара.
Нельзя отрицать того, что Аристотель признавал влияние редкости на оценку материальных благ. В «Риторике» он указывал, что «благо, которое отличается редкостью, превосходит благо, которое имеется в изобилии» и является общераспространённым: золото, таким образом, превосходит железо, несмотря на то, что оно менее полезно; обладание золотом есть бо́льшее благо, так как оно достаётся с бо́льшим трудом. Но с другой точки зрения, имеющееся в изобилии предпочтительнее редкого, так как употребление первого более широко; вот почему поэт говорит: «нет ничего лучше воды». Вообще «более трудное важнее более лёгкого, так как оно более редко; и обратно, более лёгкое важнее более трудного, так как имеем его в такой мере, как желаем» 19).
Трудно признать столь витиеватое изложение вопроса достаточно определённым. Аристотель колебался между разными оттенками своей мысли. Но всё-таки он и в этом тексте заявлял, что обладание золотом является бо́льшим благом, так как оно «достаётся с бо́льшим трудом» и вообще более «трудное важнее более редкого». Кроме того, в данном случае Аристотель рассматривал сравнительную полезность материальных благ в связи с их редкостью или изобилием, но вовсе не решал проблемы стоимости. При этом доказывалось, что и блага, имевшиеся в изобилии, могут быть для человека важнее других, так как они допускают неограниченное потребление. Совершенно очевидно, что такой вывод решительно противоречит домыслам субъективистов.
Следует также учитывать, что само понятие ценности Аристотель толковал весьма расширительно, фактически безбрежно. Примесь этики в его методологии давала для этого широкую основу. Толкуя часто ценность в моральном смысле, Аристотель заявлял в «Этике», что дружеская услуга, отеческая забота или помощь в философских размышлениях «не измеряются ни на какие хозяйственные блага, их ценности нет равной цены».
В «Риторике» Аристотель утверждал, что «никакой цены не имеет то, что не имеет и никакой ценности», а богатство «является как бы ценой достоинства (ценности) всего остального» и «почесть есть как бы ценность». Таким образом, понятие о ценности, представленное в работах Аристотеля, было столь неопределённо и расплывчато, что иногда оно вообще исчезало.
Блестящий анализ его взглядов дал Маркс в I томе «Капитала», показав их ограниченность, выявив вместе с тем научное значение работ Аристотеля. Маркс высоко ценил исследования Аристотеля о формах стоимости и писал, что особенности эквивалентной формы стоимости станут для нас ещё более осязательными, если мы обратимся «к великому исследователю, впервые анализировавшему форму стоимости, наряду со столь многими формами мышления, общественной жизни и природы».
Маркс находил, что для Аристотеля «денежная форма товара есть лишь дальнейшее развитие простой формы стоимости, т. е. выражения стоимости одного товара в стоимости любого иного товара», поскольку он считал, что отношение «5 лож = 1 дому» не отличается от равенства «5 лож = равно такому-то количеству денег». Как писал Маркс в связи с этим, Аристотель понимает, что стоимостное отношение, в котором заключается это выражение стоимости, свидетельствует, в свою очередь, о «качественном отождествлении дома и ложа» и что эти «чувственно различные вещи без такого тождества их сущностей не могли бы относиться друг к другу, как соизмеримые величины». Маркс ссылался на заявление Аристотеля, что «обмен не может иметь места без равенства, а равенство без соизмеримости». Однако здесь Аристотель останавливается в затруднении и прекращает дальнейший анализ формы стоимости, заявляя, что «в действительности невозможно, чтобы столь разнородные вещи были соизмеримы», т. е. качественно равны. Такое приравнивание казалось ему чем-то чуждым истинной природе вещей, следовательно, лишь «искусственным приёмом для удовлетворения практической потребности».