Опасения грядущих толп мигрантов заставляют также беспокоиться по поводу ассимиляции. Ассимилируются ли эти массы людей разной культуры (от деревенских кузенов, переезжающих в индийские города, до мексиканцев, переселяющихся в Соединенные Штаты) или они изменят нашу культуру? Или, если уж на то пошло, они ассимилируются настолько хорошо, что их культура исчезнет, оставляя всех нас с однородной глобализированной безвкусной смесью? Утопия совершенного и мгновенного движения в ответ на любое различие экономических возможностей может превратиться в антиутопию.
Но мы ни на шаг не приближаемся к такой утопии/антиутопии. Экономически успешные места не обладают непреодолимой привлекательностью, и люди часто предпочитают оставаться дома, даже если они находятся там в бедственном положении.
Отсюда следует, что поощрение миграции, как внутренней, так и внешней, действительно должно стать политическим приоритетом. Однако правильный путь к этому состоит не в принуждении людей и не в искажении экономических стимулов, как это делалось в прошлом, а в устранении некоторых ключевых препятствий.
Поможет упрощение всего процесса и более эффективное информирование о нем, с тем, чтобы работники гораздо лучше представляли издержки и выгоды миграции. Облегчение денежных переводов между мигрантами и их семьями также помогло бы сделать мигрантов менее изолированными. Учитывая чрезмерный страх неудачи, можно было бы предложить мигрантам некоторую страховку. Когда это было сделано в Бангладеш, то эффект был значительным, почти таким же, как и от предложения бесплатного билета на автобус[104].
Однако, вероятно, наилучший способ помочь мигрантам (и, следовательно, вероятно, поощрить миграцию) заключается в том, чтобы, изменив отношение местного населения, облегчить их интеграцию. Предоставление помощи с жильем (субсидий на его аренду?), предварительным подбором рабочих мест, уходом за детьми и так далее – все это позволит любому вновь прибывшему быстро найти свое место в обществе. Это относится как к внутренней, так и к международной мобильности. Это повысило бы вероятность переезда тех, кто колеблется, и позволило бы им быстрее стать неотъемлемой частью принимающих сообществ. В настоящее время наблюдается практически противоположная ситуация. На самом деле для облегчения адаптации не делается практически ничего, за исключением работы некоторых организаций по оказанию помощи беженцам. Международные мигранты сталкиваются с настоящей полосой препятствий, чтобы получить право на легальную работу. Внутренним мигрантам негде остановиться, и они часто с трудом устраиваются на свою первую работу, даже когда кажется, что у них есть много возможностей.
Разумеется, мы не должны забывать, что политическая реакция на миграцию прежде всего порождается политикой идентичности, а не неправильным пониманием экономической теории. В расхождении между политикой и экономической теорией нет ничего нового. Американские города, в которые приехали мигранты из Европы в золотую эпоху европейской миграции, получили значительные экономические выгоды. Но, несмотря на это, иммигранты вызывали широкую и враждебную политическую реакцию. В ответ на миграцию города стали сокращать налоги и общественные расходы. Больше всего были сокращены расходы на те услуги, которые в наибольшей степени связаны с межэтническими контактами (например, школы) или наиболее необходимы иммигрантам с низкими доходами (например, канализация, вывоз мусора и тому подобное). В тех городах, где оказалось больше всего мигрантов, снизилась популярность Демократической партии, выступавшей за иммиграцию, и стали избираться консервативные политики, в частности, те, кто поддерживал Закон о национальном происхождении 1924 года (положивший конец эпохе неограниченной иммиграции в США). Избиратели реагировали на культурную дистанцию между ними и новыми мигрантами; в то время это были католики и евреи, чуждость которых, до тех пор пока они не ассимилировались, считалась совершенно непреодолимой[105].
Тот факт, что история повторяется, не делает ее менее неприятной во второй или третий раз. Возможно, однако, что она поможет нам понять, как реагировать на подобную враждебность. В четвертой главе мы вернемся к этому вопросу.
В конечном счете мы также должны помнить, что многие люди, какими бы ни были предлагаемые стимулы, предпочитают оставаться на месте. Подобное отсутствие мобильности, которое противоречит инстинктивным представлениям любого экономиста о том, как должны вести себя люди, имеет важное значение для экономики в целом и влияет на последствия широкого спектра экономической политики, как мы увидим на протяжении всей этой книги. Например, в следующей главе мы увидим, что оно частично объясняет, почему международная торговля оказалась гораздо менее выгодной, чем многие надеялись, а в пятой главе обсудим перспективы экономического роста. Отсутствие мобильности требует переосмысления всей социальной политики, что мы попытаемся сделать в девятой главе.