Троцкий также защищает свой проект трудовых армий от критики Каутского, который считал введение всеобщей трудовой повинности очередным примером диктаторского насаждения «социализма» сверху.
В конце он описывает современных ему австрийских марксистов как школу людей, которые с большим глубокомыслием рассуждают о прошлом, могут проявлять теоретическую смелость в своих прогнозах будущего, но никогда не готовы к хоть сколько-нибудь решительным действиям в настоящем.
Каутского Троцкий признает главой этой реформистской политической школы и называет «критическим приживальщиком буржуазии».
Заочная полемика Каутского и Троцкого продолжится и дальше вокруг грузинского вопроса.
К 1920 году Грузия была меньшевистской республикой, которой руководил Ной Жордания. Меньшевики контролировали 80% грузинского парламента. Там сохранялась многопартийность, по крайней мере для левых партий (включая местных большевиков), свобода печати, поддерживались контакты со Вторым интернационалом. Ненадолго Тифлис стал Меккой для богемы и авангардистов в диапазоне от Осипа Мандельштама до Алексея Крученых.
Каутский провел в Грузии три месяца и считал, что эта республика станет образцом демократического социализма и примером другого, не большевистского, результата революции на территории бывшей Российской империи.
Тогда же он пишет брошюру «Грузия. Социал-демократическая крестьянская республика».
По Каутскому, грузинский пролетариат осуществляет свою власть в форме демократии. «Марксистский Папа» в восторге и от грузинской земельной реформы (оставляют бывшим хозяевам ровно столько, сколько может обработать одна семья), и от кооперативного движения. В Грузии нет репрессий против духовенства. Там удалось избежать гражданской войны.
Конечно же, Каутский осуждал возможную советизацию Грузии, которая и произошла практически одновременно с выходом его «грузинской» брошюры.
Троцкий немедленно отвечает ему, и это будет, кажется, единственный случай, когда Сталин похвалит текст Троцкого как мастерский образец аргументации.
По Троцкому, Грузинская республика сначала пыталась заручиться военной поддержкой немцев, а потом Антанты, интриговала против красной Москвы, была готова к сотрудничеству с белыми, подавляла восстания в Абхазии и Осетии, преследовала местных большевиков, подозревая в них московских агентов, и т.п.
В целом Троцкий оценивал Грузинскую республику как мелкобуржуазную и нежизнеспособную, чем и оправдывал ее советизацию и большевизацию, в которых Каутский видел только «советский империализм».
Но и за пределами грузинской проблемы Троцкий и Каутский еще не раз полемизировали.
По Троцкому, нельзя научиться верховой езде, не вскочив для этого на лошадь. Он исходит из того, что и пролетариат, и партия, и весь мир неизбежно изменятся в процессе развития революции из мирового кризиса, а бесконечное ожидание «дозревания условий» – просто риторическая уловка умеренных, позволяющая максимально долго воспроизводить власть буржуазии.
Троцкий обвиняет Каутского в том, что он изъял вопрос о демократии из конкретного исторического расклада классовых сил. На это Каутский возражает, что именно сейчас, а не «вообще» демократия становится ничем не заменимым средством для освобождения трудящихся в условиях массовой печати, партийного строительства на местах, обратной связи между парламентом и электоратом. После крушения монархических режимов в условиях демократии организованный пролетариат и его партии должны защищать и совершенствовать республику, а не ниспровергать ее. Тот, кто отказался от демократии, откажется вскоре и от социализма, и ничего кроме «государственного капитализма», пусть и прикрытого красным флагом, из этого не получится.
Каутский обвиняет («От демократии к государственному рабству», 1922) Троцкого в том, что он находит школу социализма в войне и милитаризации народа. Для него, всю жизнь тяготевшего к пацифизму и мечтавшего о международном разоружении, это особенно нестерпимо. В основе большевистского презрения к демократии он видит тот факт, что коммунисты с их радикальной риторикой никогда не получат большинства на выборах, тогда как более осторожные и готовые к компромиссам социал-демократы запросто могут рассчитывать на парламентское большинство.
Парижская коммуна, по Каутскому, сохраняла основные демократические принципы и процедуры.
Чем более отсталой является страна, в которой вспыхнула революция, тем важнее в ней будет роль заговорщиков, а не широких народных движений (Каутский приводит в пример Италию).
Он видит предтеч большевизма скорее в Нечаеве, чем в Марксе, и цитирует Розу Люксембург, критиковавшую Ленина за излишний «бюрократический централизм», который сковывает, как панцирь, возможности и устремления пролетариата.