Год, начинающийся в марте 2020 года, стал самым длинным годом, который когда-либо переживало большинство из нас, во многом потому, что было так трудно определить его конечную точку. Это настоящая проблема: пока один год не заканчивается, следующий год никогда не может начаться.
Для миллионов людей их консерватизм по отношению к окружающему их населению стал определяющей частью их сущности. Будь то из-за иммунодефицита у них самих или их близких, или просто из чувства разумного и пропорционального, когда речь идет о реагировании на пандемию, они с каждым днем чувствуют себя все более отдаленными от общества, которое, кажется, решительно настроено на отрицание и магическое мышление.
И это не незначительное меньшинство. Когда в государственных школах Нью-Йорка отменили обязательное ношение масок, все дети, кроме одного, в классе моего друга, расположенном на соседней улице, не снимали масок, что еще больше усилило ощущение того, что они не вписываются в основное общество. (Это было в Чайнатауне, который в то же время переживал ужасающий всплеск насильственных преступлений против американцев азиатского происхождения). Для большей части Нью-Йорка отмена мэром Эриком Адамсом запрета на маски стала одним из ключевых шагов на пути к нормальной жизни, но для значительного меньшинства это только усилило ощущение, что они не вписываются в общество.
В конце концов, дискомфорт от лимба со временем проходит, а ощущение прекарности и непредвиденности становится нормальным. Поколение, родившееся около 11 сентября, всю свою жизнь прожило в условиях, когда им говорили, что это ненормально - а это было все: и само 11 сентября, и война в Ираке, и финансовый кризис, и администрация Трампа, и пандемия, и вторжение в Украину. Они хорошо знакомы с "ненормальным"; им не хватает живого опыта того, что может быть нормальным.
В таком мире странное и необычное может казаться не более странным, не более необычным, чем все остальное, а идеи, которые раньше считались необычными, выглядят вполне разумными по сравнению с реальностью. Это помогает объяснить все - от роста криптовалют до требования к местным властям сократить расходы на полицейские департаменты. Когда августейшие финансовые институты публикуют трезвые исследовательские отчеты, в которых двенадцатимесячный риск ядерного армагеддона оценивается в 10 процентов, когда микроскопический вирус может убить шесть миллионов человек за два года и почти остановить всю мировую экономику, когда само время становится сломанным и ненадежным - именно тогда Новая Ненормальность может поселиться у нас надолго. Не спрашивайте, надолго ли оно приедет, ответ все равно ничего не значит.
Ненормальный мир по своей природе непредсказуем, в нем доминирует не риск - то, что можно просчитать, захеджировать и минимизировать, - а скорее неопределенность. В таком мире, как правило, бушуют неизвестные неизвестные; он вознаграждает проворных и устойчивых больше, чем дальновидных и надежных. Вместо того чтобы стремиться предвидеть будущее, успешными, скорее всего, будут те, кто может наиболее ловко адаптироваться к неожиданностям.
Старая поговорка на идиш "Der Mensch Tracht, Un Gott Lacht" переводится как "человек планирует, а бог смеется". Эта поговорка родилась в результате многовековых гонений на евреев и неспособности еврейского народа управлять своей судьбой. Люди, выросшие в крайне нестабильных ситуациях, часто лучше чувствуют, как обстоятельства могут повернуться в один миг. Например, Нассим Николас Талеб, автор книги "Черный лебедь", вырос в разгар гражданской войны в Ливане в 1970-х годах и впоследствии сделал свое состояние, делая ставки на то, что маловероятные события будут происходить со значительно большей частотой и амплитудой, чем это предусмотрено рынками.
Старый нормальный мир можно представить как мир, который сделал Уоррена Баффета на некоторое время самым богатым человеком на планете. Компания Berkshire Hathaway, инструмент Баффетта по созданию богатства, состоит из двух основных компонентов - страхового и инвестиционного. Инвестиционное подразделение покупает сильные компании или акции сильных компаний с временным горизонтом в десятилетия и тезисом, что в долгосрочной перспективе эти гиганты будут продолжать неуклонно расти в силе и стоимости. Страховое подразделение обеспечивает большую часть денежных средств, которые используются для приобретения инвестиций - денежных средств, которые могут понадобиться в любой момент для выплат по маловероятным событиям, от которых страхуются застрахованные. Berkshire Hathaway лучше всего работает в скучном, без сюрпризов мире, где крупные, хорошо управляемые компании стабильно растут и не взрываются, а маловероятные события не приводят к миллиардным страховым убыткам.
Масштабная корпоративная биография Стива Колла "Частная империя ExxonMobil", - это очень "старая нормальная" книга. Опубликованная в 2012 году, когда ExxonMobil была самой дорогой компанией в мире, она описывает сверхмощную и дальновидную корпорацию, империю саму по себе, принимающую решения в столетних временных рамках и обладающую властью сродни власти крупного национального государства. К концу десятилетия бывший гигант стоил меньше, чем конкурент NextEra Energy, специализирующийся на возобновляемых источниках энергии, был исключен из промышленного рейтинга Доу-Джонса и прибегал к финансовому инжинирингу, чтобы попытаться поддержать падающую цену своих акций.
В "новой ненормальности", вероятно, будет еще много подобных историй, как в сторону уменьшения, так и в сторону увеличения. Например, ExxonMobil, как оказалось, не совсем мертва: ее рыночная стоимость удвоилась после вторжения России в Украину, в период, когда именно Facebook, отчаянно переименованная в Meta, взяла на себя мантию всемирно известной компании, падающей в цене.
Что касается более обыденного существования остальных людей, то комфортная и предсказуемая жизнь, вероятно, будет становиться все более редкой. Десятки триллионов долларов тратятся на "обеспечение выхода на пенсию", например, на попытки переместить деньги и отложить потребление таким образом, чтобы сделать нашу жизнь после работы как можно более спокойной и постоянной.
На протяжении десятилетий это было довольно хитроумным стремлением. Сначала процентные ставки упали настолько, что большинству людей больше не имело смысла покупать аннуитет при выходе на пенсию, чтобы превратить свои единовременные сбережения в фиксированный доход на всю жизнь. Затем инфляция медицинских расходов начала расти по спирали, а медицинское страхование не поспевало за ней, так что даже щедрый фиксированный доход мог быть легко сведен на нет одной неприятной болезнью, которой большинство из нас страдает перед смертью.
Эти известные неизвестные были с нами вечно - как долго мы будем жить, как умрем, - и их сейчас труднее, чем когда-либо, хеджировать. В новой ненормальной эпохе на них будет накладываться все большее количество неизвестных, среди которых Ковид был лишь первым. Это будет здорово для тех, кто любит сюрпризы.
Глава 2. Великое ускорение
На экономическом уровне во время пандемии время скорее ускорилось, чем замедлилось. Рецессия Ковида в 2020 году была настолько короткой, что заставила экономистов отказаться от обычного определения рецессии, которое представляет собой два последовательных квартала отрицательного роста. Два квартала? Рецессия Ковида длилась всего два месяца. Тем не менее, она была настолько резкой и глубокой, что никто не сомневался, что это была настоящая рецессия, которая нанесла огромный ущерб.
Согласно данным Комитета по датировке бизнес-циклов Национального бюро экономических исследований (да, существует очень большой комитет, занимающийся только датировкой рецессий), пик экономической активности в США придется на февраль 2020 года, а впадина - на апрель 2020 года. Это верно, когда наименьшей единицей измерения времени является полный календарный месяц: Общая экономическая активность упала с обрыва в середине марта, в результате чего мартовские показатели оказались ниже февральских. Но, как может сказать вам любой, кто пережил пандемию, рецессия началась не в феврале; в действительности она началась в середине марта.