Независимо от того, создадут они фонд или нет (Марк Цукерберг и Лорен Пауэлл Джобс предпочитают ООО, которые более гибкие), одна постоянная тема - амбиции. Цукерберг говорит, что хочет вылечить все болезни к 2100 году. Его соучредитель Facebook Дастин Московиц, а также Элон Маск и Яан Таллинн из Skype вливают миллионы долларов в исследования "х-рисков" с целью выявления и предотвращения рисков, которые могут буквально полностью уничтожить человечество. Одним из таких рисков, который заключается в том, что компьютеры обретут сознание и уничтожат людей, якобы занимается группа под названием OpenAI, получившая миллиарды долларов от Маска и других технологических светил, а также от Microsoft.
В таких начинаниях их поощряет мой любимый мыслитель о филантропии, Роб Райх из Стэнфордского университета. Райх утверждает, что фонды - и, следовательно, очень богатые люди в целом - могут и должны играть жизненно важную роль в любой демократии: «участвовать в высокорискованных, долгосрочных политических инновациях и экспериментах». Государственные компании не могут этого делать - у них есть фидуциарный долг перед своими акционерами, и они обычно сосредоточены на поддержании квартальной прибыли. Политикам тоже приходится нелегко: Эксперименты проваливаются, что плохо отражается на следующих выборах, особенно если они дорогостоящие. Филантропы, напротив, могут опробовать идеи; если они работают, то правительство может расширить их масштабы с гораздо меньшим риском, а если они проваливаются, то они никому не подотчетны, поэтому (в идеале) нет никаких негативных профессиональных последствий.
Возьмем, к примеру, облигации социального воздействия. Идея, лежащая в их основе, проста и разумна: Значительное число мужчин, освобожденных из тюрьмы, в конечном итоге снова совершают преступления и возвращаются обратно. Это очень дорого обходится государству, которое не только платит десятки тысяч долларов в год за содержание заключенных в тюрьмах, но и несет огромные расходы на уголовное правосудие. Кроме того, конечно, преступление наносит ущерб обществу, в котором оно совершено. Поэтому имеет смысл тратить тысячи долларов на программы по борьбе с рецидивизмом - если они работают так хорошо, как о них говорят.
Компания Goldman Sachs предложила рыночное решение этой проблемы. Он нашел организацию, которая, по его мнению, была экономически эффективной с точки зрения снижения рецидивизма - то есть затраты организации были настолько низкими, что даже если бы она предотвратила возвращение в тюрьму лишь части своих клиентов, это дало бы экономию, значительно превышающую потраченную сумму. Поэтому Goldman выпустил облигации социального воздействия для инвесторов, которые поверили в программу, и использовал полученные средства для покрытия расходов. Если программа сэкономит столько денег, сколько обещала, то инвесторы получат свои деньги обратно. Если же нет, то они понесут убытки.
Финансирование схемы осуществлялось компанией Bloomberg Philanthropies, то есть Майком Блумбергом. Инвесторы, купившие облигации в рамках пилотных схем, фактически не рисковали деньгами: Если бы рецидивная преступность не снизилась настолько, насколько ожидалось, Блумберг вернул бы им деньги.
С политической точки зрения, такую программу очень трудно продать, тем более что она станет центром прибыли для Goldman Sachs, банка, который журналист Мэтт Тайбби назвал «огромным кальмаром-вампиром, обвившимся вокруг лица человечества и без устали втыкающим свою кровавую воронку во все, что пахнет деньгами». Как филантропическая ставка, однако, она имеет для Bloomberg Philanthropies весь смысл в мире. Если она сработает последовательно, то в этот момент можно будет убедить правительство финансировать подобные планы в гораздо больших масштабах, а если нет, то у фонда не останется яиц на лице. Хорошо идти на смелый риск, но не все риски окупаются.
В итоге облигации социального воздействия сработали не так хорошо, как надеялись Блумберг и Голдман: и структура облигаций, и программа борьбы с рецидивизмом, которую они финансировали, оказались неожиданно слабыми. Тем не менее, я не считаю этот эксперимент неудачным; я думаю о нем как о фантастическом примере соответствия риска и склонности к риску, что является фундаментальным уравнением, определяющим почти все процессы роста и прогресса. Богатство Блумберга дало ему склонность к риску, и он почти наверняка считает, что если его благотворительные фонды регулярно не идут на риск, который заканчивается неудачей, то это очень хороший признак того, что они слишком не склонны к риску.