Моя жена называет это "спячкой": То, как все отступили в гораздо меньший радиус - и многим из нас это очень понравилось. Люди не хотели возвращаться в офис, люди не хотели ездить по делам, люди не хотели возвращаться к общению в людных местах, люди не хотели возвращаться в метро. Для многих из нас пандемический образ жизни имел реальные преимущества по сравнению с существующим положением вещей, и мы не хотели от них отказываться.
Нечто подобное произошло и на международном уровне. Рассмотрим тарифы, которые Дональд Трамп ввел на китайский импорт своим указом: Хотя против них выступали демократы, они оставались в силе в течение нескольких лет после ухода Трампа с поста президента, поскольку деглобализация стала двухпартийной позицией по умолчанию. Даже обещания снижения цен в условиях некомфортно высокой инфляции оказалось недостаточно, чтобы вывести США из новой зоны комфорта, где они пытаются быть как можно более самодостаточными или, по крайней мере, полагаться только на своих союзников.
Не все были довольны спячкой. Начальники хотели вернуть сотрудников в офис; руководители корпораций хотели сесть на самолеты и вернуться в Китай; тусовщики хотели вернуться в переполненные, безвоздушные заведения. Тем не менее, даже те, кто хотел вернуться к чему-то, приближенному к нормальной жизни до пандемии, остро осознавали, что они делают выбор. В отголоске "нулевого бюджетирования", практикуемого бразильской частной инвестиционной компанией 3G Capital Partners, представители среднего класса по всему миру восстанавливали те части своей жизни, которые они потеряли во время пандемии - но только если у них было реальное желание вернуться к тому, что было раньше. А у многих из них его не было.
Еще в 2002 году лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц стал обладателем маловероятного бестселлера, написав книгу "Глобализация и ее недовольство". 1 Книга задела за живое - большая часть населения почувствовала себя брошенной на произвол судьбы или иным образом обделенной тенденцией , от которой, как считалось, выиграла в основном элита Давоса. Этот гнев усилился после финансового кризиса 2008 года, когда глубокая рецессия сопровождалась чудовищными спасениями международных банков. В конечном итоге, используя это недовольство, к власти пришли политики-нативисты, такие как Борис Джонсон и Дональд Трамп. Однако только после пандемии сами элиты - руководители компаний и неолиберальные политики, которые десятилетиями вели поезд глобализации, - наконец-то приняли идею перехода к постглобальной перспективе. Местное вытеснило глобальное; устойчивость заменила эффективность.
Такие изменения были далеко не всеобщими, но они были заметны в том, что экономическая статистика разных стран коррелировала гораздо меньше, чем до пандемии. Во время пандемии страны двигались в совершенно разных направлениях, отдаляясь друг от друга и ослабляя общий опыт.
Например, в большинстве стран западной части Тихоокеанского региона - Китае, Гонконге, Вьетнаме, Новой Зеландии, Австралии и т.д. - политика нулевых ковидов удерживала граждан не только в их странах, но даже в их домах в течение месяцев или лет, повышая важность внутренних связей (как в бытовом, так и в национальном смысле), даже когда международные связи постепенно ослабевали. До пандемии, возможно, имело смысл сравнить Даллас и Мельбурн как города, которые были схожи в контексте глобальных кочевников и поиска талантов. Затем один из них практически проигнорировал пандемию, а другой ввел чрезвычайно жесткие ограничения, которые длились месяцами. К тому времени, когда оба города появились на свет, между ними было меньше общего, чем когда-либо, а переезд из одного в другой, который и в лучшие времена не был легким, стал намного сложнее как физически, так и психологически.
Точно так же мы, несомненно, наблюдаем пик стандартного европейского обряда посвящения, когда восемнадцатилетний подросток отправляется в какое-нибудь дешевое путешествие по миру на несколько месяцев, заезжая в такие места, как Боливия или Камбоджа, хорошо проводя время и знакомясь не только с иностранными культурами, но и в более широком смысле с тем, как быть самодостаточным впервые после выхода из родительского дома. Деньги западных подростков не идут так далеко, как раньше, и больше не приветствуются; национальные границы ужесточаются, и пока у вас есть телефон, вы все равно глубоко погружены в ту же культуру, в которой выросли. Путешествия становятся чем-то экзотическим, чем можно похвастаться на TikTok, а не способом на время покинуть эту сеть.