Наша модель основана на выводах относительно военной и гражданской сферы, приведенных в значительном числе публикаций, не относящихся к области экономической науки. Выбор информации из этой литературы показывает соответствие между моделью инсайдера - аутсайдера и мотивацией как у военнослужащих, так и у гражданских служащих.
Многие источники, включая руководства для офицеров, автобиографии, социологические исследования и военноисторическую литературу, показывают точное соответствие нашей модели. В этой модели проводится различие между инсайдерами и аутсайдерами. У инсайдеров есть идеал, как они должны или не должны себя вести, и они теряют полезность идентичности, если не могут жить в соответствии с этим идеалом. Реакции на поведение других были оставлены за пределами рассмотрения, но их также можно включить. Модель отражает реальное военное сообщество, члены которого подчеркивают различие между военными (инсайдерами) и гражданскими (аутсайдерами). Военные академии и тренинговые программы сознательно культивируют такое разделение. Они также насаждают кодекс поведения военного, который предписывает нормы поведения для инсайдера. Инсайдер должен следовать приказам. Идеал военно-воздушных сил – «Служба превыше себя». Члены-инсайдеры военной организации, функционирующей надлежащим образом, принимают эти идеалы. Военный ориентируется на эти идеалы в большей мере, нежели на вознаграждения[86].
Каждый источник, посвященный военной жизни, с которым мы познакомились, подчеркивает различие между военным и гражданским лицом. Например, Омар Брэдли, который был заместителем Дуайта Эйзенхауэра, написал автобиографическую работу о наступлении сил союзников в Европе во время Второй мировой войны. Ее заголовок «История солдата» подчеркивает как идентичность Брэдли, так и его идеалы. Брэдли приберег термин «солдат» для тех, кто заслуживает высшей похвалы – как, например, генералы Джордж Паттон, Гарольд Александер, Кортни Ходжес. Они тоже были солдатами. Ведущие военные социологи Чарльз Москос, Джон Уильямс и Дэвид Сигал описывают природу идеального солдата: он должен быть «ориентированным на войну во время боевых действий, проявлять мужественность и твердый характер, а также резко отличаться по своей организованности и культуре от человека гражданского общества»[87].
Официальные и полуофициальные документы, полученные из всех родов войск армии США, подробно описывают идеальное поведение. Например «Руководство для военнослужащих ВВС США» говорит о том, что военная служба – это профессия, которой присуще «чувство корпоративной идентичности». Офицер должен подчиняться правилам организации и следовать приказам, которые были отданы по цепочке подчинения. Более того, он не должен вести себя как аутсайдер, попросту пассивно следуя приказам. Вместо этого он должен быть инсайдером с «верой в систему». «Потерять веру в систему означает поставить свое «я» выше службы»[88].
Военные организации активно поддерживают такую военную идентичность. Идеалы и предписания в отношении поведения ясно выражены и преподаются во время базового обучения в армии и в военных академиях. Что касается нашей модели, военные стремятся к тому, чтобы превратить аутсайдеров в инсайдеров. Церемонии инициации, короткая стрижка, учебные лагеря для новобранцев, униформа, а также государственная присяга относятся к очевидному перечню мер по созданию общей идентичности[89]. Повседневные занятия в военной академии также демонстрируют некоторые инструменты, которые используются для культивации военной идентичности. Напряженные тренировочные упражнения и неприятная работа (как, например, ритуал «дня R» в академии Уэст-Пойнт) – это только один из способов, с помощью которых армия накладывает свой отпечаток на курсантов[90]. Конечно, жесткие тренировки могут служить и для быстрого насаждения определенных знаний и навыков. Однако теория когнитивного диссонанса в психологии говорит, почему жесткие тренировки и тяжелая работа могут быть эффективными, когда нужно изменить имидж курсантов в их собственных глазах.
Люди должны объяснить себе, почему они (похоже что добровольно) принимают такое обращение. Объясняя это себе, они принимают новый образ самих себя.
Сосредоточенность военных на том, что «служба превыше себя», и их уход от ориентации на денежное вознаграждение предполагают, как и в нашей модели, что идентичность военного может заменить собой выплату вознаграждений. Так, например, генерал Рональд Фогельман из Военно-воздушных сил размышляет: «Итак, какова отдача от того, что вы ставите службу превыше своих интересов? Нас двигают вперед не только банковский чек или льготы. За свои 32 года службы я встречался со многими мужчинами и женщинами, которые встроили это понятие в свое мышление. Они остаются в Военно-воздушных силах ради невещественных выгод – ради удовлетворения от того, что вы делаете что-то значительное в жизни, ради гордости за то, что вы являетесь частью уникальной организации, которая живет по высоким стандартам, а также ради чувства свершения, которое возникает вследствие того, что мы защищаем нашу нацию и ее демократический стиль жизни»[91].
86
Существуют некоторые разногласия касательно природы и изменений в воинском идеале как для рекрутов, так и для офицеров. Например, некоторые (Huntington, 1957) рассматривают офицерский корпус, даже после Второй мировой войны, как проникнутый военными ценностями долга чести и службы стране, в то время как другие (Janowitz, 1960) считают, что военный идеал развивается в направлении идеала гражданских организаций, а также что военные стали сильно отличаться от гражданского общества (Ricks, 1997).
88
Benton (1999, pp. 2-3, 8). Здесь мы также видим мнение, высказанное в другой работе (Samuel Huntington, 1957) в отношении военной службы как профессии. В работе Lipsky (2003) описывается популярность данной идеи среди офицеров военной академии в Уэст-Пойнте во время своего пребывания в этом учебном заведении.