Генар-Хафун бывал здесь и раньше. Он искоса глянул вверх, где однажды под самым куполом заметил три человеческих черепа. Обычно дипломаты-задиры своевременно убирали трофеи тех видов, представители которых наносили им визит, но порой забывали об этом жесте элементарной вежливости. Черепа были на месте – еле заметные точки на фоне яркой драпировки. Гм. Даже ничем не прикрыты.
Возможно, это был простой недосмотр, хотя точно так же здесь могли иметь место как расчетливый умысел, так и изящное оскорбление. Оскорбление, рассчитанное на то, чтобы “случайно” вывести посла Культуры из равновесия. Или же это был комплимент лично Генару? Пусть, мол, знает, что с ним общаются на равных, как с настоящим парнем, а не с одним из этих нытиков-чужаков, которые не могут держать себя в руках, чуть только заметят шкуру сородича на какой-нибудь столешнице.
Нельзя было с ходу определить, какая из этих трактовок, а, следовательно, и реакция человека была бы найдена задирами наиболее приемлемой. Хотя, скорее всего, они вообще не рассчитывали на реакцию. Тем не менее, Генар приветливо, как старым знакомым, улыбнулся этим трем черепам в вышине, – отчасти надеясь, что Пятирук обратит на это внимание.
Стебли глаз Пятирука завращались, точно перископы.
– Эй, паршивец! – рявкнул он на вертевшегося поблизости молодого евнуха. – Сюда, негодяй!
Размерами лакей был в два раза меньше крупного взрослого самца и в виду своей молодости не бит, если не считать обломанного заднего рога. Он подплыл поближе, трепеща далее больше, чем требовали почтение и субординация, пока не оказался в пределах досягаемости одной из конечностей задиры.
– Перед тобой, – проревел Пятирук, указывая на Генар-Хафуна, – инопланетный гуманоид, которого ты уже должен был изучить, даже если твой Патрон держит тебя за полную дубину. Может, он и выглядит съедобным, но на самом деле это – наш почетный гость, и его нужно накормить как следует. Так что займись столом для иномирцев. Да поживее! – заорал Пятирук, всколыхнув тяжелый воздух, в составе которого преобладал азот. Молодой евнух унесся исполнять приказание.
Пятирук повернулся к человеку.
– В виде особого угощения, – радостно завопил он, – мы приготовили для тебя бурду, которую вы называете едой, и контейнер жидкости на основе этой ядовитой гадости – воды! Похоже, ты не ожидал такого с нашей стороны! – Он дружелюбно пощелкал человека по диафрагме. Костюм со спецгелем погасил удары, моментально отвердев в месте воздействия. Генар-Хафун пошатнулся, в буквальном смысле слова тронутый лаской негуманоида.
– Перед таким великодушием трудно устоять, – сказал он, улыбаясь.
– Отлично! Как тебе нравится мой новый мундир? – спросил офицер-задира, отойдя на шаг и приосанясь. Генар-Хафун неторопливо осмотрел приятеля сверху донизу.
Взрослый половозрелый задира напоминал бочку около двух метров в обхвате и полутора – в высоту. Бочку увенчивал складчатый кожаный мешок с лиловой сеткой вен и небольшой сенсорной шишкой.
Мешок этот мог раздуваться в зависимости от настроения задиры. Когда какой-нибудь задира собирался подраться, кожаный мешок с летучим газом опадал и покрывался защитными роговыми пластинами, растущими примерно на уровне “ключиц”. Они-то и представляли собой клювы. Основные органы зрения и слуха размещались на двух стеблях над передним клювом, защищавшим также и гениталии. Сфинктер был расположен в нижней части тела, так что время от времени задира напоминал сдувающийся воздушный шар с двумя клювами и множеством конечностей.
От внушительного торса отходили усики-конечности различной толщины и длины, числом от шести до одиннадцати. По крайней мере четыре из них обычно заканчивались плоскими листообразными плавниками. Число конечностей у самца-задиры зависело от количества схваток и охот, в которых тот принимал участие, – и прежде всего от того, насколько успешным было это участие. Задира с коллекцией впечатляющих шрамов и обрубков мог считаться как лихим бретером, так и неудачником, все зависело лишь от степени его наглости и агрессивности общения с подобными себе.
Сам Пятирук родился с девятью конечностями, что являлось признаком благородного происхождения. Потерять как минимум одну в поединке или на охоте предписывали приличия. Еще одну было необходимо в свое время принести в жертву учителю фехтования в военном колледже – в поединке за право переспать с его главной женой.