– Позволь мне рассказать тебе одну историю, Бэр.
– Конечно, и немедленно, – откликнулся Генар-Хафун, вытер губы и бросил салфетку на стол, что означало конец завтрака. Дрон-слуга принялся убирать посуду.
– Давным-давно, далеко-далеко отсюда – за две тысячи лет туда и обратно, – начал Тишлин, – в звездной туманности за пределами галактической карты, у самого кластера Асетиела, короче говоря, в самой заднице у дьявола – “Трудный Ребенок”, один из первых Основных Контактных Блоков класса “Трубадур”, обнаружил еще не угасшую древнюю звезду. ОКБ начал расследование. И тогда открылись сразу два необычных факта.
Генар-Хафун откинулся в кресле, еле заметно улыбаясь. Дядюшка Тишлин любил рассказывать истории. Обрывочные воспоминания Генар-Хафуна о детстве сохранили длинную, залитую солнцем кухню, дома на Оис, на Орбитале Седдан. Его мать и прочие взрослые в доме, а также многочисленные кузены и кузины с болтовней, гомоном и смехом собирались вокруг старика, сам он сидел у дядюшки на колене, и рассказ начинался. Часто это были обычные детские сказки – которые ему уже доводилось выслушивать от других взрослых, – но были среди них и рассказы о том, как дядюшка служил в Контакте, как он бороздил Галактику на дипломатических кораблях, исследовал странные новые миры и встречался с инопланетянами.
– Во-первых, – рассказывала голограмма, – потухшее солнце по всем признакам было парадоксально древним светилом. Настолько древним, что приборы из черного ящика определяли его возраст примерно в триллион лет.
– Сколько-сколько? – фыркнул Генар-Хафун.
Дядюшка Тишлин развел руками;
– Корабль тоже не мог поверить. Согласно этой невероятной цифре, получалось… – видение посмотрело куда-то вбок, как всегда делал Тишлин, когда задумывался, и Генар-Хафун вновь невольно поймал себя на улыбке, – опять же, судя по изотопному анализу и пробе на радиоактивность…
– Техническая терминология, – сказал Генар-Хафун, заговорщически кивая. Дядюшке, не лишенному счастья общаться с модулем Генар-Хафуна, было понятно это ехидство. Они с голограммой улыбнулись друг другу.
– Техническая терминология, – подтвердило изображение Тишлина. – Однако неважно, какие способы они использовали для определения возраста звезды и какие цифры при этом получали, потому что приходили они всегда к одному: мертвая звезда была как минимум на 50 лет старше, чем наша Вселенная.
– Никогда не слышал об этом, – признался Генар-Хафун.
– Я тоже, – сказал Тишлин. – Единственной причиной, по которой это дело не получило широкой огласки, послужил неполный рапорт корабля. Ну да, корабль был настолько сконфужен случившимся, что оставил результаты при себе.
– У них тогда были собственные Умы?
Изображение пожало плечами:
– Ум с маленькой буквы: ИИ-сердечник, так, кажется, это сейчас называется? Но это был чувствующий Ум, и информация оставалась в сердечнике корабля, когда это случилось.
Практически, единственными формами личной собственности, которые признавала Культура, были мысль и память. Любой регистрируемый рапорт или анализ теоретически был доступен каждому, но собственные мысли, собственные воспоминания был ли ты человеком, дроном или корабельным Умом – рассматривались как личное достояние. Считывание сознания у человека или даже машины, а уж, тем более. Ума – было запрещено.
Генар-Хафун считал, что так и должно быть, хотя со временем пришел к выводу, что главная причина существования этого правила проста: оно соответствует целям Умов Культуры вообще и Умам из 00 – в частности.
Благодаря этому табу каждый в Культуре мог сохранять свои секреты при себе. Проблема состояла в том, что, если у людей все ограничивалось бытовыми мелочами вроде мелкой ревности, гордости и тщеславия, то с Умами с большой буквы дело обстояло иначе. Случалось, они “забывали” поведать всем остальным о целых звездных цивилизациях, обнаруженных во время полета, или же сами принимались изменять ход развития цивилизации, возможно, прицеливаясь и к самой Культуре… Хотя какое там “прицеливались”! Они уже давно этим занимались.
– А как же люди на борту корабля? – спросил Генар-Хафун.
– Люди прекрасно знали о том, что случилось. Но молчали. Находясь вдали от всех цивилизаций, они имели на руках два непостижимых факта. Они понимали, что надо вступить в контакт, но не могли придумать, как. Поэтому они решили выждать и пока понапрасну не вносить в мир хаос и сумятицу. – Тишлин снова пожал плечами. – Все это произошло на таком удалении от цивилизации, на таком расстоянии, что каждый, я полагаю, дважды бы подумал, прежде чем кричать об этом на весь мир. Сейчас ты не смог бы удержать в тайне такое событие, тем более, с такой степенью конспирации. Однако тогда это было возможно: линии связи часто обрывались.
– И что же за вторая необычная вещь, с которой они столкнулись?
– Некий артефакт. Идеальная черная сфера – совершенно непроницаемое тело размером с астероид, вращающийся по орбите вокруг этой невозможно древней звезды. Все попытки корабля проникнуть в артефакт и исследовать его не увенчались успехом. Ни сенсоры, ни что-либо другое не помогало. Сам исследуемый предмет не подавал признаков жизни. Вскоре после случившегося у “Проблемного Ребенка” отказал двигатель нечто неслыханное даже по тем временам. Поэтому ему пришлось срочно покинуть район исследований. Разумеется, он оставил целый отряд разведывательных спутников и платформы с сенсорами для наблюдения за артефактом.
Три года спустя прибыла следующая экспедиция – а, как ты помнишь, все это происходило на самых галактических окраинах, причем скорости были тогда намного ниже средних – они не нашли ровным счетом ничего. Ни звезды, ни артефакта, ни даже сенсоров, оставленных “Трудным Ребенком”; только радиомаяки караульных блоков, которые к тому времени уже заглохли. Выглядело это так, как будто гравитационные пульсары по соседству поглотили загадочную звезду, а с ней и все остальное оборудование.