16 лет 4 месяца 5 дней тому назад
Только сейчас Сер·Иф заметил, как потемнели деревянные панели на стенах кабинета отца со времён юности. Сложно сказать что изменилось за эти годы, то ли его взгляд на многие вещи стал циничным и мрачным, то ли сами панели действительно потемнели. Сам отец тоже изменился, седина совсем выбелила его волосы, отливая серебром на фоне внезапно помрачневшего дерева.
— Ещё несколько лет, и я передам имя тебе, стану экс-Штерном, ты в свою очередь станешь Штерном, не успеешь оглянуться, как почти все забудут, как тебя когда-то звали Сер·Ифом, — на замешательство сына отец предупредительно поднял ладонь, — молчи, я знаю что ты собираешься сказать, мол к чему мрачные мысли, мол ты не о чём таком и не думал. Думал! Конечно же думал, я тебя таким вырастил, Штерны мыслят на годы вперёд.
— Кроме имени и всего остального, — старик сделал небрежный круг ладонью, как бы очерчивая кратер над его головою, город выстроенный в долине кратера, станции на разных орбитах, верфи, мегафабрикаторы и прочее имущество в его управлении, — я тебе оставлю и свои долги. В финансах и текущих делах ты разберёшься сам, сейчас речь пойдёт о моём личном долге. Тебя ждёт долгая история о долге, хм, прости старика за каламбур.
Сбоку от стола возникла панель виртуального визора, изображение было плоским: комната с динамическими стенами и зелёным ворсовым полом, такую можно отыскать в любом детинце, на мягком полу сидит малыш и с неуклюжей методичностью состыковывает игрушечные компоненты в яркий потешный космокомплекс. Череда мыслей пронеслась в голове Сер·Ифа, но он воздержался от вопросов.
— Нет, нет, это не то о чём ты подумал, я вижу, мол бес в ребро, — старик усмехнулся. — Это не твой брат, и не мой внук, это не родня, это долг. Я, хм…, мы, должны из этого малыша вырастить бравого капитана, легенду Пояса, если получится, героя. Он должен расти среди персов обычным мальчуганом, ничего не должно выдавать нашего участия, нельзя привлекать к нему внимание, действовать напрямую, всё должно идти своим чередом…
Здесь и сейчас
Комната детинца, малыш, игрушки. Всматриваясь в визор Ник сначала пытался что-то узнать, затем надеялся хотя бы нащупать узнавание, но тщетно, в этом мальчугане он не видел себя.
— Это было слишком давно, — наконец сказал Ник, — ничего не узнаю. Полагаю, теперь вы мне расскажите о моих родителях?
Вместо ответа старик придвинул ближе к Нику конверт лежащий на столе и жестом предложил его открыть.
Сын,
хотелось бы написать “любимый сын”, это было бы честно, но ты имеешь полное право сомневаться в этом, поэтому “сын”.
Когда мы играем с обстоятельствами, порой они берут реванш, сейчас такой случай, мы с твоей мамой не знаем какое будущее нас ждёт, но не испытываем иллюзий и готовы к нему. Это наш жребий, мы догадывались к чему шли. Тебе не обязательно следовать нашему выбору, без нас тебя ждёт много путей, с нами — один, мы не знаем хорош ли он для тебя, даже не уверены, хорош ли он для нас.
Ни к чему чтобы твоя жизнь прошла в тени наших решений, живи своей мерой, сам выбирай путь. У тебя ещё будет возможность больше узнать о нас, позже, когда будешь готов. Наберись опыта, распорядись с умом нашим подарком.
Отец.
Мы тебя любим! Мама.
Письмо было в древней манере написано от руки, на бумаге, Нику понадобилось время чтобы приноровиться к строгому убористому почерку, последняя строка была написана другой рукой, мягче, изящнее. Ник поднял взгляд на старика, в глазах офицера читалось: «И это всё?». Письмо, словно попытка сказать о многом не сообщив ничего.
— Я вижу что вы ждали ответов, — Штерн, развёл ладони, — но их не будет, ваши родители не хотели впутывать вас в свои дела, позаботились о том, чтобы скрыть тайну своей личности. Поверьте, на то есть свои причины, я прошу уважать их намерения. Письмо останется вам, но ни следов ДНК, ни чего-то другого, что помогло бы раскрыть их личность в письме нет, мы это тщательно проверили.
— Но вы-то знаете кто они?
— Это не имеет значения, я знаю историю своего отца, знаю в чём его долг, лично я не в праве разглашать больше чем требуется.