— Привет, — сказал он заспанным голосом, когда она открыла.
— Привет, — ответила она. — Входите.
— Спасибо, — сказал он, бросил пальто на кресло и огляделся. Потом подошел к книжным полкам и проглядел корешки книг.
— Почти все книги я сдала на хранение, — поспешила сообщить она.
— Ну, разумеется, — хмыкнул он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего. Я не сомневаюсь, что они там и находятся.
— Я что-то сомневаюсь, что вы не сомневаетесь. И кроме того, что за манера — прийти первый раз в дом и рассматривать книжные полки. Это же все равно, что прийти к кому-то в гости и первым делом пойти заглянуть в аптечку.
— Это то, что вы обычно делаете?
— Слушайте, мистер Уотерс, мне очень жаль, что вам не по душе сегодняшний вечер. Но уж коль скоро нам приходится это делать, не лучше ли притвориться, что нам очень весело?
— Давайте! Вы же актриса.
— А вы ехидный человек.
— Да.
— Хотите чего-нибудь выпить?
— Нам предстоит сегодня пить весь вечер.
— А вы весьма любезны, не так ли?
— Ну, так кто же из нас двоих ехидный? — спросил он. — Да, я весьма любезен. Нам сегодня будет что выпить и все бесплатно. Вы — девушка, которая мечтает стать актрисой. Я понятия не имею, финансирует вас отец или нет. Если нет, то бутылка спиртного вам куда дороже, чем мне.
— Простите, — сказала она. — Беру свои слова обратно.
— Вы бы лучше сняли все суперобложки со своих книг. Они придают книгам нарочито роскошный вид.
— Но ведь так книги лучше сохраняются, разве нет?
— Да что у вас тут такого, что необходимо сохранить? Первые издания? Библиографические раритеты? Уж если вы хотите сохранить книги в целости, держите их в ящиках.
— Пожалуй, вы правы.
— Конечно, прав. Вы наденете пальто? Давайте прекратим этот разговор.
Почему-то затеянная им дискуссия о суперобложках и неожиданная заботливость, с какой он спросил у нес про пальто — хотя при этом ни один мускул не дрогнул у него на лице, — поразили ее: он словно пытался ее успокоить перед предстоящим вечером. Но сам оставался печальным. Да, ну и колючка же этот тип. Ему, должно быть, ужасно неловко бывает на людях — с его изъяном.
Уотерс взял у нее пальто и помог ей одеться, потом распахнул перед ней дверь. Что за непредсказуемый мужчина, думала она. Резкий, даже грубый, но все жепо-своему довольно галантный.
Пока они спускались в лифте, он достал из кармана список, который дал ему мистер Карр, пробежал его глазами, тяжело вздохнул и сунул обратно.
— Совсем невмоготу? — спросила она.
— Да нет, я думал, будет хуже.
Сначала они пошли в клуб «Сторк». Их провели в дальний зал, куда к ним пришел хозяин с флаконом духов «Сортилеж» для Мерри и бутылкой шампанского. Он поболтал с ними минуту-другую, а потом ушел встречать других гостей.
— Как мило с его стороны, — заметила Мерри.
— Ну конечно! Чуть попозже зайдет Уинчилл и спросит у него, были ли мы здесь. Заметка уже набрана. Ему просто нужно будет проверить.
— А духи…
— Хозяин продает эти духи. То есть, он является дистрибютором этих духов в Америке. Так что это просто реклама. Все, что сегодня будет с нами происходить, будет происходить понарошку.
— Со мной такое впервые.
— Ну и чудесно!
Он осушил свой бокал.
— О чем ваша новая пьеса? — спросила Мерри.
— Какая новая пьеса?
— Ну как же, разве вы не написали новую пьесу?
— Написал. Только это не моя пьеса и она не новая. Ее написал Мольнар, а я лишь чуточку ее переработал.
— А! — сказала она.
— Мне нравятся молодые особы, знающие, когда нужно замолчать, — сказал он. — Пожалуйста, еще бокал вина!
Они сидели, пили шампанское, слушали музыку. Но не разговаривали. Ведь они зашли сюда, только выполняя просьбу Карра. Через некоторое время Уотерс взглянул на часы и объявил:
— Ну, теперь двинемся в «Сент-Чарльз плейс». На «Идите» не ходите, и не берите двести долларов.
— А, это «Монополия». Я в нее играла!
— О, вы, значит, кое-что повидали в жизни!
— Еще бы!
Он оставил чаевые официанту, и они отправились в «Метрополь» послушать Коузи Коула, а потом в «Харвин», и наконец в «Эль Морокко». Их посадили за овальный столик и официант принес им шампанского.
— Вы голодны? Может, хотите бутерброд с бифштексом или еще что-нибудь? — спросил Уотерс.
— Только вместе с вами.
— Хорошо. Принесите два, — сказал он официанту. — Ну и заведение! Вон там, за танцевальным кругом — «Сибирь». А там — «Майами». В этом зале есть только восемь приличных столов. Вон там четыре и четыре — здесь. Банкетные столы. А все те столы в центре для новичков и фраеров, которые слишком щедро дают на чай.
— Зачем люди приходят сюда?
— Чтобы увидеть знаменитостей, моя милая. Чтобы увидеть больших великолепных людей. Таких, как мы.
Официант принес бутерброды с бифштексом. Мерри умирала от голода и была благодарна Джиму Уотерсу за то, что тот догадался заказать поесть. Они приступили к трапезе. Вошли Билли Роуз и Дорис Лили и сели за лучший стол. Мерри услышала, как он заказал два кофе. Джим объяснил, что Билли Роуз приходит сюда каждую ночь, часа в три, выпивает чашку кофе и уходит.
— Идиотский образ жизни, не правда ли?
Она согласилась.
— Но смотрите, никому не говорите.
Она собралась было поинтересоваться, кому бы она могла что-нибудь об этом сказать, как вдруг к их столу подошел низенький господин с узким костистым лицом. Это был Леонард Лайонс. Джим представил их друг другу. Они поговорили о новой пьесе Джима, Он ни словом не обмолвился о Мольнаре, сказав лишь, что «Каждый старается сделать то, на что он способен». Лайонс пожелал ему успеха и пошел к Билли Роузу.
— Ну и слава Богу. Теперь можно уходить. Давайте только доедим бутерброды.
Мерри закусила губу. Она, конечно, понимала, что сегодняшний вечер преследовал сугубо деловые цели и что ей не стоило обманываться ни их вечерним маршрутом, ни обстановкой тех мест, которые они посещали. Она и не обманывалась. Но это его резкое, без всяких околичностей, замечание подействовало на нее словно холодный душ.
— Вы не будете возражать, если я выпью чашку кофе? — спросила она.
— О нет, нисколько. А может, хотите еще куда-нибудь пойти? Эти обтянутые шкурами зебры диваны действуют мне на нервы.
— Я бы не хотела затруднять вас. Может быть, здесь будет проще.
— Вы не затрудняете меня. Вы оказались менее занудной, чем я мог представить.
— Могу поспорить, вы так говорите всем девушкам.
— Если честно, то нет.
— Тогда — спасибо.
Она доела бутерброд. Свой он оставил недоеденным, сказав, что больше не хочет. Они вышли из «Эль Морокко» и двинулись по направлению к квартире Мерри в надежде, что по пути им попадется какое-нибудь кафе. Но все уже было закрыто. Скоро они оказались у дома Мерри.
— Хотите, поднимемся ко мне и выпьем кофе?
— С удовольствием. Спасибо.
Они пошли к парадной двери. Было тихо, совершенно тихо. Уже давно угас шум автомобилей на улице. Лишь изредка тишину раннего утра прорезывало урчание случайного такси. Они поднялись к Мерри. Джим сел на кушетку, а она пошла варить кофе. Квартирка была столь маленькой, что они без труда могли переговариваться, пока она возилась в крохотной кухоньке. Теперь, когда отпала всякая необходимость что-то изображать из себя, Джим расслабился и даже начал расспрашивать ее: давно ли она тут живет и что думает ее отец о ее решении посвятить себя сцене. Она рассказывала, он устало кивал. И было видно, что слушает он тоже как-то устало, хотя и внимательно. Потом он заметил, что ей приходится вести суровую и одинокую жизнь.
— Но ведь и у вас такая же, — возразила она.
— У меня — другое. Мне нечего терять и нечего приобретать, Я своего рода инвалид. Театр — замечательное место для всяких сумасбродов. Если вам сопутствует удача — всем наплевать на вас. А если удача вам не сопутствует, то всем на вас тем более наплевать. Но вот для такого симпатичного ребенка, как вы… Но что я о вас знаю? Вы, возможно, так же затраханы жизнью, как и я. В другом смысле, конечно.