Он развивал перехваченную инициативу, выпустив ее из объятий и подав ей бокал бренди и, как только она пригубила янтарную жидкость, спросил:
— Ты девственница?
— Нет, — ответила она. — Почему вы спрашиваете? Вы что, отдаете предпочтение девственницам?
— Нет, — ответил он. — Я их гоню в шею.
— Да?
— Достаточно того, что я учу их днем.
— Ясно, — сказала она. — Ну, тогда не беспокойтесь.
— Хорошо, — сказал он. И снова поцеловал ее, теперь с большим чувством, продолжительно, положив ладонь ей на грудь. Мерри не понравилось, что у него все идет по давно проверенному плану и, может быть, только из чувства противоречия, ей захотелось покочевряжиться.
— У вашей двери каждый вечер выстраиваются длинные очереди девственниц и недевственниц?
— Не у двери, — сказал он, засмеявшись, — и не каждый вечер. Но вообще-то случается. Со мной же безопасно!
— Безопасно?
— Ну да. Я же нахожусь вне рамок жизненных идеалов здешних девиц. Вряд ли они мечтают лечь в койку с каким-нибудь симпатягой из Кливленда или Сент-Луиса или еще откуда-нибудь, за которого они надеются в один прекрасный день выйти замуж. А я — не он. И к тому же, я привык держать язык за зубами, а не то меня вытурят с работы — во всяком случае, они так считают. Я — тот несчастный, незаметный, никому не нужный мужичонка, от которого ничего не зависит, поэтому от того, что они хоть раз здесь побывали, тоже ничего не зависит. Думаю, так оно и есть.
— И вы полагаете, что и я здесь по той же причине? Что у меня есть симпатяга в Сент-Луисе?
— У тебя — вряд ли.
— Тогда почему же?
— Понятия не имею, — ответил он. — Насколько я понимаю, тебе нужна хорошая оценка по истории искусства.
— Это очень пошлое предположение, — возразила она.
— Я ведь сказал «Насколько я понимаю…». С другой стороны, возможно, я тебе нравлюсь. Или ты считаешь меня привлекательным.
— Неужели?
— Но я как-то об этом не думаю. Самое главное, что я считаю тебя привлекательной. Очень привлекательной, — и он опять ее поцеловал. На этот раз его рука оказалась у нее на бедре и поползла вверх. Она удивилась его шуточке насчет хорошей отметки. Это было похоже, подумала она, на шантаж наоборот. Она же пришла к нему со слабой надеждой, что они только обменяются авансами. А он принял ее предложение, но изменил условия, да так, что теперь ей еще придется самой выбирать позу. Смех один, да и только!
— Пойдем! — сказал он. — Там куда удобнее.
Быстро же это у него делается — но так и было задумано. Она поняла, что если откажется последовать за ним в спальню, он просто выпроводит ее на улицу. Он ведь ясно дал ей понять, что на академическом рынке плоти предложение уравнивается спросом. Теперь ей предстояло решать: сказать «да» или «нет», поступить так или иначе. И поскольку она уже угрохала на эту затею пять или шесть часов и поскольку не было никакого резона отказываться, она пошла за ним в спальню.
Но он вдруг сбавил скорость. За ней уже в некотором роде поухаживали, и она была завоевана. А теперь предстояло насладиться плодами победы, которыми он не спешил воспользоваться. Они разделись и легли в кровать, он навис над ней, опершись на локти и начал ласкать ее, осторожно проводя кончиками пальцев по коже. Потом взял ее ладонь и положил себе на член, и она сжимала его, пока он ласкал ее тело. Потом он еще раз ее поцеловал, лег на нее, с силой вторгся внутрь и поинтересовался, подготовилась ли та к приходу.
— «Подготовилась»?
— У тебя есть диафрагма?
— Нет, — ответила она.
— Черт побери! — воскликнул он и выскочил из нее. Он протянул руку к тумбочке у кровати, выдвинул ящик и достал пакетик презервативов.
— Возьми, — сказал он и дал ей один.
— Но это же ты должен использовать.
— Конечно. Но я хочу, чтобы ты сама его на меня надела.
Он лег на спину и стал ждать, когда она справится с презервативом, и улыбался, глядя, как она неловко натягивает резиновый чулочек на его подъятый клинок. Потом она легла и позволила ему снова взгромоздиться сверху и поиметь ее. Мерри подумала, что ей все-таки везет. Ведь самое главное — то, что она пришла сюда, чтобы просто посмотреть, как он живет, а что ее заинтриговало в нем, так это мысль о собственном блядстве и странная власть, которую имела над ней сама эта мысль. А он более, чем кто-либо другой, заставил ее ощутить себя шлюхой — большей, чем она могла себе даже вообразить. Если бы он после всего положил на подушку банкноту, вряд ли она почувствовала бы себя большей шлюхой. Ей повезло, подумала она, потому что она ведь как раз за этим к нему и пришла — ей повезло куда больше, чем девчонкам, толпящимся у него под дверью. А может быть, они все приходили к нему, чтобы побыть здесь в роли шлюх. А, может, и он сам это прекрасно осознавал.
Она почувствовала, как он кончил и вышел из нее. Он закурил, предложил ей затянуться, а потом сказал:
— Нам бы надо возвращаться. Осталось двадцать минут до отбоя.
— Да, пожалуй, надо возвращаться.
Они оделись и он отвез ее обратно в колледж. Не прямо к Фоли, но на перекресток, где она выскользнула из машины, никем не замеченная. Его старенький «нэш» с громким ревом укатил.
Ей это не понравилось. И поэтому она забеспокоилась. Она ломала голову, что же с ней такое. Она не испытала оргазма. Она не испытала оргазма с Денвером Джеймсом. Но испытала оргазм с Мелиссой. И это ее пугало, потому что она думала, уж не лесбиянка ли она. Ее дружба с Хелен Форнэм и Сарой не имели никакого отношения к сексу, по крайней мере — в прямом смысле, но она была с ними очень близка. Что тоже ее беспокоило. И именно потому, что это ей не понравилось и, честно говоря, даже вызвало у нее отвращение, и сам он вызвал у нее отвращение, и эта его самоуверенная сноровка тоже вызвала у нее отвращение, спустя несколько дней она, по его просьбе, задержалась в аудитории после лекции и, когда он спросил, не хочет ли она прийти к нему попить пивка вечером, поглаживая ее при этом по спине, согласилась.
— Около восьми, — сказал он. — Я заеду за тобой. Жди меня напротив Фоли.
Она ответила:
— Ладно, — и пошла на другое занятие.
Весь день Мерри ругала себя за то, что согласилась снова пойти к нему, и говорила себе, что ей не следует этого делать — не по моральным соображениям, а просто потому, что в прошлый раз ей это не понравилось и потому что ей вообще все это казалось отвратительным. Но ее беспокойство еще не прошло, и она знала, что именно из-за этого беспокойства она обязательно пойдет — и пошла. Но все-таки это ей было совсем не по душе. Даже после того, как он заехал за ней и привез к себе домой, она старалась вести себя с ним подчеркнуто холодно — самое большее, что она могла заставить себя сделать, пытаясь скрыть свои мрачные думы.
На этот раз было не бренди, а пиво — как он и обещал. Пиво дешевле, подумала она. Ужина тоже не было — только пиво, как знак минимального внимания к ней. А потом в койку. И она не считала, что должна быть более щепетильной с ним, чем он с ней.
— Пойдем в спальню, что ли? — спросил он.
— Не знаю. Не знаю, хочу ли я.