— Вы делали анализ ДНК ребенка?
Глубокий вдох — подготовка к моей ожидаемой реакции на ее слова:
— Простите, Конрад, но я не могу вам этого сказать.
— Делали анализ или нет? Я же не спрашиваю вас, кто отец.
— Мне жаль, что вам об этом рассказали. Все наши достижения последних недель пошли насмарку.
— Знаете, Психея, это самая непрофессиональная реплика, которую только можно придумать.
— Психея? Но меня зовут…
— Мне нравится называть вас Психеей, потому что вы психолог. Я придумал вам такую кличку. И я предпочитаю использовать ее, а не ваше настоящее имя.
— Как вам угодно.
— Что еще вы от меня скрыли? Кто еще выпрыгнет из могилы, чтобы укусить меня?
— Конрад, перестаньте, — сказала она под впечатлением от этой отвратительной картины.
— Я понимаю, у эмбриона, конечно, не было зубов. Хотя неизвестно, сколько ему было недель, — что-то между шестью и двадцатью шестью? Я даже не знаю, были ли у него пальцы и началось ли формирование черепа.
— Пожалуйста, прекратите, — сказала Психея с крайне удрученным видом.
— Этот аспект дела вас почему-то расстраивает? Что-то личное? Из автобиографии? — Похоже, мое предположение не было лишено оснований. — Когда ВЫ сделали аборт, Психея?
Она ошеломленно посмотрела на меня, и весь ее профессионализм как будто испарился.
— Мы сообщаем вам все, что можем.
— Нет, вы сообщаете мне только то, что считаете нужным. Но вы, по-моему, забываете, что человек, которого вы поймали, только исполнитель. Он ничего не имел против меня или Лили. К поимке заказчика вы даже не приблизились. И не очень-то стремитесь к этому. Как идет расследование?
— Мы делаем все возможное. Потерпите. Детективы гораздо ближе к аресту заказчика, чем вы думаете. Делом занимаются инспекторы самого высокого ранга.
— Вы знаете, какого оно было пола? — спросил я. — Я имею в виду, ваш ребенок — девочка или мальчик? Для вас это имело значение, когда вы решались на аборт?
— Думаю, мне пора. И думаю, мне следует порекомендовать социальным службам отправить вас на принудительное лечение.
— Тогда я не стану давать показания, — сказал я. — Конечно, вы можете заставить меня явиться в суд, но я нарочно не скажу ничего стоящего. Если не буду уверен, что вы сделали все возможное, чтобы найти истинного убийцу.
Теперь у нее был повод расстроиться не только из-за личных проблем, но и профессиональных неудач.
— Вы, похоже, очень довольны, что вам удалось задержать наемного киллера. А что, если ребенок имеет отношение к мотивам убийства? Вы об этом подумали?
— Конечно, — отрезала она. — Кто мы, по-вашему, — полные идиоты?
— Я думаю, что вы — сборище долбаных неудачников, которых не взяли в десантники… или в настоящие психологи.
— Я рада, что мы внушаем вам столько доверия.
— Отныне вы будете меня информировать должным образом, — сказал я.
— Мы будем сообщать вам все, что сможем.
Я сел.
— Я вынуждена попросить вас не начинать собственного расследования. Это чрезвычайно осложнит нашу работу. Делом занимаются профессионалы.
— И еще одно — могу я получить список вещей, которые эти ваши «профессионалы» изъяли из квартиры Лили?
— Вещи? Какие, например? — поинтересовалась она.
— Ее лекарства. И дневники.
Психея смутилась.
— Вам ведь известно, что по завещанию я унаследовал все ее имущество. Все, что вы изъяли, принадлежит мне.
— Вы имеете право знать об этом, — сказала она.
— Тогда почему мне не предоставили такого списка?
— Я уверена, что просто недоглядели.
— Исправьте это, и поскорее, ладно?
— Я посмотрю, что можно сделать.
— Отлично, тогда можете идти.
Психея взяла свою сумочку и ушла.
Мне было немного не по себе оттого, что я так жестоко обращался с ней, но она не была ни моим другом, ни родственницей — она была нанята государством, чтобы снова сделать меня счастливым и полноценным гражданином, а также заговаривать мне зубы любыми возможными оправданиями. Не было ничего страшного в том, что для установления истины мне приходилось ее немного помучить. Она должна была быть готова ко всему. Если же у нее что-то не получалось, значит, ей пора было менять работу. Похоже, об этом она уже и сама догадывалась.
31
Мне ничего не стоило самому подняться по лестнице в «Ле Корбюзье», но я сделал вид, что без помощи не обойдусь. Я захватил с собой выданные в больнице костыли, чтобы казаться как можно более немощным. И моя уловка сработала. Меня бережно возвели по двум пролетам лестницы, взяв под локоть, причем я то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание и набраться сил. Помощь оказывал официант с бритой головой и козлиной бородкой — тот самый, что обслуживал нас с Лили в день убийства.