30.08 21.52 (домашний телефон) 0:02:01 0,042
30.08 21.54 (домашний телефон) 0:01:37 0,042
Два последних звонка были сделаны уже после смерти Лили.
Кто-то пользовался ее телефоном в течение часа после ее смерти.
Так как после этого других звонков зарегистрировано не было, я не имел оснований думать, что телефон был украден, — если только воры не поменяли в аппарате сим-карту.
Очевидно, что сам телефон хранился теперь в пластиковом пакете где-то в полиции. Но на всякий случай я набрал номер мобильника Лили, предварительно включив на своем анти-АОН. Я услышал только привычное набранный вами номер отключен.
Я снова проверил время звонков: 21.52 и 21.54. Мне вспомнился рассказ врача, который я услышал, когда вышел из комы. Лили умерла еще в ресторане. Затем ее, как и меня, отвезли в больницу «Юниверсити-Колледж». Так что человек, воспользовавшийся ее телефоном, звонил скорее всего оттуда. Следовательно, это мог быть или полицейский, или кто-то из медперсонала. Из этих двух категорий я сразу же заподозрил вторую. Студентам-медикам, любителям черного юмора, ничего не стоило воспользоваться сотовым телефоном, найденным на трупе. Мне вспомнились все эти байки о том, как они запирают однокашников в ящиках с отрезанными конечностями или одевают трупы и притаскивают их в университетский бар…
Лили всегда держала мобильник в сумочке, и сумочка была при ней, когда ее застрелили, — висела на спинке стула.
Предположим, что вещи Лили оказались вместе с ней в больнице. Тогда звонки скорее всего были сделаны каким-нибудь медбратом или санитаром, которому вечно не хватает денег и которого на пять минут оставили рядом с сумочкой.
Снова включив анти-АОН, я набрал первый из тех номеров, по которым кто-то звонил после смерти Лили.
Ответила молодая женщина.
— Кто это? — спросил я.
— А ты кто? — спросила она вместо ответа.
— Это Энн-Мари?
— Нет, ты ошибся номером.
— Тогда кто это?
— Отвали, придурок. — Она отключилась.
Этот разговор у меня не получился. Прежде чем набрать второй номер, я кое-что придумал. План был довольно примитивный, но, как оказалось, другого и не требовалось.
— Алло? Да? — Это был голос женщины средних лет.
— Я звоню из больницы.
— Азиф уже едет. Он вышел из дома пятнадцать минут назад.
Значит, азиат.
— Так-так, — сказал я властным голосом, изображая начальника Азифа. — Что ж, это хорошо.
— Простите его, — проговорила женщина.
— Насколько я понимаю, вы — мать Азифа.
— Да.
— Вы можете проследить, чтобы он не опаздывал на работу?
— Пожалуйста, не наказывайте его. Я уже обещала доктору Калькутту, что больше это не повторится.
— У Азифа ведь есть будильник? — Эта игра начала меня забавлять.
— Но он засыпает, прежде чем успевает его поставить. Он так устает.
— Я понимаю.
— Вы тоже работаете в отделении патологической анатомии?
— Нет, я просто безликий больничный администратор, который пытается как можно эффективнее использовать наши крайне ограниченные ресурсы. Должен сказать, что ресурсы Азифа, похоже, ограничены в наибольшей степени.
— Пожалуйста, проявите к нему снисходительность.
— Не волнуйтесь.
— Он очень старается, особенно после того, как с ним беседовали полицейские…
— Ах да…
— Он много работает.
— Я в этом не сомневаюсь.
36
Конечно, следователи не могли не проверить звонки Лили. Азиф, наверное, и без меня уже был по уши в дерьме из-за своего поступка.
Мне пришел на ум план, который я тут же начал осуществлять. В очередной раз прикрывшись анти-АОНом, я позвонил в больницу «Юниверсити-Колледж». Попав на оператора, я попросил соединить меня с патологоанатомами. Когда меня соединили с отделением патологической анатомии, я выудил у них фамилию Азифа — Пракаш. (Я также узнал, что он работает ассистентом патологоанатома.) Затем я снова позвонил и попросил Азифа к телефону, назвав его по имени. Он только добрался до работы — голос его звучал виновато, он тяжело дышал в трубку.
— Да?
— Азиф Пракаш?
— Да?
— Скажите, в перечень стандартных процедур вашей больницы входит использование патологоанатомами мобильных телефонов…
— Черт…