В старшей школе передо мной встал закономерный вопрос: что делать, куда поступать. А я и умел разве что только писать. Вернее, это единственное, чем я вообще хотел заниматься: истории полностью занимали мои мысли. И это были в первую очередь страшные истории, полные одержимости чем-то обязательно непознаваемым и, конечно же, злым.
Я хочу сказать, что творчество для меня – это психотерапия. Так я спасаюсь от ужаса, от антропофобии, от боязни говорить с людьми. Даже пытаюсь смотреть им в глаза, в который раз разубеждая себя в том, что я приношу окружающим только горе. Мне всегда говорили, что я просто чрезмерно стеснительный и мне достаточно будет раскрепоститься. Но всякий раз, когда меня хотят вытащить из моей клетки, я начинаю выть волком и забиваюсь в свой темный угол обратно.
Лиза тоже как-то раз посмотрела в мои глаза. Она смеялась, и я видел прекрасный ряд белоснежных зубов, чуть-чуть розовые круглые щечки и веселые искорки в синих, словно последний летний день, глазах. Я не мог отвести от нее взгляда и знал, хоть и не хотел верить, что веду ее к погибели. Лиза не понимала, что меня тревожит, не замечала во мне отчаяния, с которым я смотрел на нее. В восемнадцать лет ты вообще мало, что понимаешь, кроме любви – самой искренней в этом нежном возрасте, самой безудержной, бесстыдной и робкой.
Я не хочу отпускать руку Лизы, потому что знаю — я больше не буду сжимать ее в своих пальцах. Лиза ускользает от меня, как предрассветный сон, всё так же смеясь над моими страхами, над моим чудачеством, которое она находит невероятно милым. Я же просил тебя, глупая, просил не смотреть. И вот страх растекается по моим жилам, подталкиваемый неистово бьющимся сердцем.
Она уходит, смеясь, и говорит, какой я чудной и милый, когда так волнуюсь за нее. Она обещает встретиться завтра, мы будем гулять после пар, у нее до трех. У меня только до часу, я обещаю дождаться ее. Столько пустых обещаний мы дали друг другу! Сыграть свадьбу после университета, зажить в своей квартире, завести двух красивых детей, мальчика и девочку. Пусть мальчик будет старше и оберегает свою младшую сестру. У него будут серо-зеленые глаза, как у меня, а у малышки ярко-синие, мамины. Но даже если получится наоборот, то ничего страшного, мы всё равно будем любить их. А когда они вырастут, мы отпустили бы их искать свой путь в жизни.
Я стоял возле кабинета, где у Лизы шла пара, еще не зная, что Лизы там нет. Я не чувствовал в тот день никакого дурного предчувствия, не замечал вокруг себя зловещих знаков. Самый обыкновенный солнечный день, не затянутый тучами и не обремененный холодным порывистым ветром, тоже может стать твоим худшим кошмаром.
Я стоял в привычной задумчивости, не замечая, как проходит время. Меня отвлек пронзительный крик. Кричали неподалеку, из женского туалета. И вот тогда что-то резкое кольнуло мое сердце.
- Нет, нет, нет…
Рефлексы сами привели мое тело в движение, и я побежал, готовый сокрушать любые преграды, если бы они возникли передо мной.
- Пожалуйста, нет…
Я едва не выбил дверь женского туалета. Вопила какая-то первокурсница, кажется, с физмата, ее лицо раскраснелось от страха и слез. Она зажимала рот руками и тряслась от ужаса. В кабинке лежала моя Лиза, в неудобной позе: ноги запрокинуты на унитаз, тело упиралось спиной в боковую стенку, руки раскинуты в стороны. Ее ярко-синие глаза смотрели в мои. Доктора потом скажут, что у нее была бронхиальная астма. Двенадцать лет Лизу не беспокоили приступы. Я даже не знал, что она болела. Сказали, что всему виной аллергическая реакция на киви. Лиза никогда не пробовала киви, и ее несколько раз угостили. Никто не знал, даже Лиза, что у нее аллергия, которая может отнять ее жизнь.
- Ты должен думать о том, чего хочет читатель. Думай, что будет ему интересно. Вот что это за заголовок? Ты бы сам обратил внимание на материал с таким заголовком? Это же не заголовок, это чушь, ты можешь лучше! Давай, ты ж учился на журналиста! А я пока курить. Потом покажешь, что получилось.
Чижов всегда такой – быстрый, импульсивный, может обматерить тебя и через полминуты уже заговорить о деле спокойно, словно и не ругался с тобой. С ним чертовски сложно было иметь дело, но он курировал мою работу, пока я стажировался в газете. Приходилось работать в паре.