Муза оказалась одна – во мраке и пустоте. Она долго бродила, сокрушаясь о том, что никого не может по-настоящему полюбить, нигде не может найти пристанища. Наконец, она вышла к роскошному дому и постучалась в двери. Ей открыл Делец. Он пригласил Музу к себе, щедро угостил и предложил поселиться у него. «А взамен я прошу тебя оживлять мои проекты», – сказал Делец. Сперва Музе пришлась по вкусу комфортная жизнь в богатом доме. Однако со временем она стала замечать, что творения Дельца бездушны – сколько бы она ни старалась вдохнуть в них жизнь. «Я хотела бы уйти, – сказала Муза. – Твои создания двигаются, но всё равно они ненастоящие. У тебя нет таланта творца – а без этого даже я бессильна». Делец разозлился, посадил Музу в подвал и заставил день и ночь оживлять его металлических чудовищ. Вскоре Муза вымоталась. «Ты больше ни на что не годишься!» – сказал Делец и выгнал её, измождённую, за дверь. Муза сделала несколько шагов и рухнула от усталости.
Спустя какое-то время Музу нашёл Мастер. Он привёл её к себе домой и вдохнул в неё силы. Муза была восхищена: до этого момента никто, кроме неё самой, не делал ничего подобного. «Неужели он – моя родственная душа? – обрадовалась Муза. – Я, кажется, люблю его…» Однако вскоре она поняла, что совсем не нужна Мастеру: все свои работы он оживлял сам. «Как ты обходишься без вдохновения?!» – обиженно спросила Муза. «У меня есть мастерство», – пожал плечами Мастер. Муза решила покинуть его дом, но обещала время от времени наведываться в гости. Они с Мастером решили остаться друзьями.
Пьесу оставалось только доработать. Гоблинович планировал, что каменные изваяния из первого акта будут изображать люди. «Сначала пускай стоят неподвижно, – рассуждал елдыринец. – А когда к ним прикоснётся Муза, пускай танцуют… Нужно привлечь хореографа и композитора». А вот металлических монстров, по задумке Иннокентия, должны были играть машины, которые напоминали бы военную технику.
Иннокентий не мог дождаться того момента, когда он покажет своё детище коллегам. Елдыринец сам не заметил, как провёл над пьесой несколько дней. За это время ему всего два раза приходили романы из издательства. Елдыринец откладывал их в сторону и продолжал «шлифовать» реплики своих героев. Наконец, пьеса была готова. Содрогаясь от волнения, Гоблинович отослал её на оценку. Впервые в жизни он оказался в шкуре того, чью судьбу решает неведомый критик. Полдня он взволнованно бродил по квартире, не в силах собраться с мыслями. В это время Бабельянц носился за Коломбиной и зачитывал ей фрагменты из книги «История литературы».
– Ты только послушай, какой пассаж! – восклицал старик.
– Низкий уровень заряда аккумулятора, – отвечала Коломбина.
– Ах, необразованная девчонка, не будь такой толстокожей!
Наконец, Иннокентий сумел сесть и написать рецензию – ту самую, которую «задолжал» Хельмимире. Он аккуратно указал С.Б. Макиавелли на недостатки романа «Все идиоты, а я просто сволочь». Теперь инцидент был исчерпан, и Гоблинович попытался о нём забыть. «Надеюсь, у Гардиальда получится распространить произведение», – украдкой думал елдыринец.
И снова жизнь потекла своим чередом. Романов на оценку стало приходить гораздо меньше. «Возможно, авторы относятся к творчеству серьёзнее, чем раньше, – думал Гоблинович. – Больше времени уходит на то, чтобы как следует продумать сюжет». Сам же Иннокентий только и делал, что проверял почту. Он едва мог дождаться ответа из отдела по драматическим произведениям.
В конце концов ответ пришёл. Прежде чем открыть письмо, Гоблинович даже выпил рюмку настойки, хотя давно не брал в рот алкоголя.
«Уведомляем, что Ваше произведение НЕ ОДОБРЕНО комиссией», – прочёл Иннокентий, и ниже было приведено заключение цензора. Елдыринец почувствовал, как заныло у него в груди.
Ему понадобилось опрокинуть ещё несколько рюмок, прежде чем он решился прочитать саму рецензию. Она не была разгромной, однако от каждого комментария веяло холодом. Основную часть составляли цитаты из текста.
«Пьеса вторична и лишена чёткой структуры, – говорилось в заключении. – Идея размыта. У главной героини отсутствует мотивация и рост. Автору необходимо переработать смысловую составляющую произведения. В целом, пьеса не представляет художественной ценности, не несёт свежих идей и едва ли будет интересна современному зрителю».
Иннокентий перечитывал письмо, будто оглушённый. «Они ждут, что Вдохновение будет расти как персонаж? – в сердцах думал бедняга. – Да оно, мать его, Вдохновение! Какого роста они хотят?!» Невольно вспомнились персонажи, характеры которых так и остались неизменными: Простофиля Грибуль и Кларисса Старлинг. «И что?! – возмущался Гоблинович. – Клариссу Старлинг испортило отсутствие динамики?!»