Слова старика оказались пророческими. Вскоре Гоблинович стал «выходить в свет» гораздо чаще, чем раньше. Он познакомился со многими цензорами, и на каждой вечеринке его звали на новую. Чепухеня сопровождал его повсюду. Он постоянно обещал поговорить с Шерези-Шико. Иннокентий понимал, что вновь рискует попать в лапы Зелёного Змия, однако уже не мог остановиться. «Это всё только на время, – твердил себе Гоблинович. – Мне просто нужно понравиться тем, кто пропустит мою пьесу».
Теперь елдыринец пил каждый день, как это было когда-то на Кривоцице. Просыпаясь в обеденное время, он чувствовал невольный страх и вину за то, что вновь перебрал со спиртным. После этого он выпивал – и мир сразу делался дружелюбнее. Несколько раз Иннокентию звонил Гардиальд. Он спрашивал, не нужна ли помощь. Иннокентий отказывался: у него уже был тот, кто мог помочь ему стать драматургом. Днём Гоблинович писал рецензии на «Невест» и «Бруталов», а вечером шёл отдыхать с новыми друзьями.
Всё рассыпалось в один день – когда Чепухеня внезапно позвонил Гоблиновичу и сказал, что ничего не вышло: пьесу не пропустили во второй раз.
– Они точно перечитывали текст?! – воскликнул Иннокентий, срываясь на крик.
– Точно, друг, точно… Прости.
Чепухеня приехал к Иннокентию спустя пару часов. К этому времени Гоблинович был уже изрядно пьян.
– Что поделать, друг, что поделать, – успокаивал его Чепухеня. – Я, впрочем, тоже привёз нам выпивку…
Чепухеня находился рядом с Иннокентием на протяжении всего запоя – четверо суток по джоселинскому счёту, неделя по меркам Кривоцицы. Как настоящий друг, он покупал ему алкоголь, кормил деда и подзаряжал Коломбину. Сначала Иннокентий пил почти всё время. Потом, как это обычно бывало при каждом запое, он стал понемногу цепляться за обрывки реальности, и в его сознании начали проступать небольшие светлые островки. Гоблинович знал: в этот период можно выбраться из запоя, постепенно снижая дозу. Однако Чепухеня заботливо подливал ещё и ещё – пока, наконец, у Иннокентия не случился новый «штопор».
– Бригелла, ты как-то плохо выглядишь, – говорил Бабельянц. – Нельзя столько работать.
– Авыргща, – отвечал ему Иннокентий и впадал в беспамятство. Зелёные космические лоси гарцевали где-то за окном; Чепухеня, который ходил из комнаты в комнату, иногда превращался в героя сказки «Вий», а вселенная вокруг представляла собой один большой хаос, одну сплошную оргию безумных монстров. «Как же мне хреново!» – пытался объяснить им Гоблинович, но его постоянно отбрасывало куда-то назад, на потрёпанный диван в старокозлищенском доме…
Всё это продолжалось до тех пор, пока елдыринца не стало рвать собственной желчью. Находясь в пьяном бреду, он слышал, как в соседней комнате Чепухеня принялся кому-то звонить. Вскоре на пороге квартиры появились древние воины в странных доспехах. Во главе отряда стояла амазонка.
– Доктор, помогите! – бросился к ней Чепухеня.
«А этот гадёныш, похоже, всё и подстроил», – неожиданно пронеслось в голове у Гоблиновича. Это было последнее, что он подумал, прежде чем окончательно упасть в забытье.
Глава 30: Хельмимира и на работе и дома
Хельмимира всё чаще бывала в плохом настроении. «Вокруг одни предатели и идиоты!» – сокрушалась она, досадуя на подчинённых. А самым страшным было то, что её совсем перестал поддерживать Исаак.
Сначала всё было просто прекрасно. Сразу после победы над Харальдюфом Исаак и Хельмимира вместе помогали Её Величеству устанавливать новый порядок в империи. Спустя некоторое время Визулинда назначила Хельмимиру своим главным советником по вопросам культуры. Исаак решил посвятить себя творчеству: это было то, о чём он мечтал всю жизнь. Хельмимира, конечно, поддержала его решение.
– Ты гений пера, – сказала она Исааку. – А гениям пера положено творить для современников и потомков.
В один прекрасный день Исаак и Хельмимира стали супругами. Им достался огромный особняк на окраине Беатрис-Тинслей. Теперь можно было ни от кого не прятаться. Каждый день Хельмимира улетала по делам, а Исаак оставался у себя в кабинете и работал над произведениями. Тем не менее, качкоид был в курсе всего, что предпринимала его супруга. Приходя домой, Хельмимира всегда делилась с ними своими планами.
– Теперь всё будет иначе! – говорила она. – Я сняла запрет на книги древних авторов, и скоро они появятся в магазинах. Очевидно, что ширпотреб не сможет тягаться с качественной литературой. Читатель не выберет помои, когда перед ним окажется деликатес.
Однако вскоре Хельмимиру ждало разочарование. Публика вовсе не спешила бросать старые привычки. Продажи книг древних авторов были ничтожно малы, в то время как народ по-прежнему скупал «истории на один вечер».