Когда она вошла в каюту вместе с двумя своими охранниками, старик лежал на пристеночной койке, а Иннокентий рылся в выдвижном ящике жестяной тумбы. Услышав, что открываются двери, Бабельянц вскочил.
– Потеснитесь, господа, – заявила Хельмимира, усаживаясь на единственный стул в каюте. – Не вы одни сегодня путешествуете первым классом.
Понимая, что надо изображать невменяемого, Бабельянц тут же напустил на себя безумный вид. Смущённый, Гоблинович испуганно пялился на похитителей. В руках у него была небольшая вещица, похожая на половинку сливы; Иннокентий нашёл её в ящике за секунду до того, как на пороге появились партизаны.
– Что, книги интересуют? – спросила Хельмимира, кивая на странный предмет. – Здесь, по-моему, есть и мои публикации…
– Несколько запрещённых статей о деградации современной массовой культуры, – подсказал один из качкоидов.
– Точно, – усмехнулась Хельмимира. – Спасибо, Олаф.
– Я извиняюсь, а как их читать? – спросил Иннокентий. – Наверху только пара закорючек…
– Давай покажу, – буднично сказала мундиморийка, протягивая руку.
Иннокентий робко приблизился к Хельмимире и положил незнакомый предмет в её ладонь.
– Возможно, ты просто придуриваешься, как и твой приятель-симулянт, – произнесла Хельмимира, покосившись на Бабельянца. – Но если ты и вправду не умеешь этим пользоваться, то, смотри, здесь внизу есть кнопка активации…
Она поставила предмет на тумбу, и в то же мгновение из небольшой борозды на его поверхности появилась голограмма. Она изображала мундиморийский текст.
– Это называется «лайка» – портативный носитель информации. Перелистываешь, касаясь пальцем, – объясняла Хельмимира, в то время как в воздухе перед ней мелькали страницы.
– Вот так чудеса! – бормотал Бабельянц. – Это ж какое сильное колдунство!
Оба качкоида рассмеялись. Хельмимира продолжала искать переводы текстов на общегуманоидный язык. В отличие от мундиморийского, он считался разговорным наречием и был понятен даже выходцам из отсталых регионов.
– Вы старика не слушайте, – проговорил Иннокентий. – Сами мы старокозлищенские, а дед и вовсе малограмотный… Откуда нам понимать, колдунство оно или нет?
Качкоиды снова разразились громким хохотом. Иннокентий почувствовал, что вжился в роль. Невольно вспомнилась работа в театре. Хотя, сказать по правде, вся эта игра в неотёсанных мужиков не была таким уж лицедейством… Гоблинович пародировал себя самого – и это было забавно.
Внезапно раздался сигнал коммуникатора на груди Хельмимиры. Качкоиды прекратили смеяться и беспокойно переглянулись.
– В чём дело? – спросила Хельмимира, отвлекаясь от книги. – Что-то срочное?
– Пришли данные разведывательных дронов, – послышалось из динамика.
– Всё чисто?
На том конце повисла тревожная пауза. Качкоиды сосредоточенно застыли, навострив уши.
– Впереди нас ожидает засада, – проговорил невидимый собеседник. – На выходе из жерла пространства-времени замечен имперский флот.
Сердце Гоблиновича мгновенно ушло в пятки. Мелькнула надежда, что враги партизан могли бы освободить его и остальных елдыринцев из плена – однако опыт показывал, что милости от вооружённых людей ждать не стоит. Бабельянц сидел на лежанке, выпучив глаза.
– Сколько их? – спросила Хельмимира.
– Порядка ста аппаратов, – ответили из динамика. – Возможно и больше.
– Войска генерала Зугарда уже пересекли внешний горизонт?
– Да, Хельмимира. Мы окружены.
– Остановите корабли. Я поднимаюсь на мостик.
Свернув голограмму, Хельмимира встала. «Эти двое идут с нами», – бросила она качкоидам, указывая на елдыринцев, и, развернувшись, зашагала к выходу.
Командный пункт «Фёдор Михалыча» находился в самом центре корабля. За панелью управления сидели несколько пилотов; кабину охраняли вооружённые партизаны. Оказавшись на мостике, Хельмимира направилась к мониторам; те, кто пришли с ней, расположились возле. Бабельянц и Гоблинович робко стали в углу. Иннокентий ожидал встретить альфа-качкоида, которого он по наивности принял за Фёдора Михалыча, однако ни его, ни человека по имени Гардиальд елдыринец так и не увидел. Ни Хельмимира, ни её подручные не обращали внимания на пленников. В какой-то момент Гоблиновичу стало ясно, что они с Бабельянцем предоставлены сами себе.