В кабине находились пилоты, елдыринцы, Хельмимира и те самые охранники, что сопровождали её во время визита к заключённым. Только теперь Гоблинович заметил, что многие камеры выведены из строя. Аварийные лампочки мигали, извещая экипаж о том, что повреждены крайние отсеки. Побитый жизнью, но не сломленный, «Фёдор Михалыч» возвращался в партизанское логово зализывать раны.
Внезапно открылась механическая дверь кабины; Гоблинович видел, как резко повернула голову Хельмимира – и тут же глаза её расширились от волнения… На пороге стоял Исаак, за крупной фигурой которого виднелась макушка худощавого Гардиальда.
– Слава фундаментальным взаимодействиям, вы живы! – обрадовалась мундиморийка.
– Что здесь происходит? – спросил качкоид, без всяких церемоний заходя в кабину. – Поверить не могу, что нам удалось так легко скрыться!
– Об этом расскажут господа из елдыринской глубинки, – отозвалась Хельмимира, однако, опомнившись, настороженно произнесла: – Постойте-ка… Вы ведь должны были уйти на «Карло Гольдони»!
Смутившись, Исаак остановился. Гардиальд, который шёл за ним, сделал то же самое. Некоторое время они молча смотрели на возмущённую Хельмимиру. Её гневный взгляд не сулил ничего хорошего.
– Не злись, – произнёс, наконец, качкоид, – оно так вышло…
– Что значит «вышло»?! – не унималась мундиморийка, взбешённо сверкая глазами. – Как ты посмел действовать не по плану?
Внезапно Гоблинович понял: вместо того, чтобы уйти под прикрытием «Айзека», Исаак остался защищать остальные корабли. Теперь же качкоид молчал, глядя куда-то в пустоту. Гардиальд благоразумно прятался за его широкой спиной.
– Вас не было ни на одном из кораблей, которые мы подобрали у гейзера, – говорила Хельмимира. – И вас не было на «Карло Гольдони»… Вы что, были у «Айзека»?!
– Ну, предположим, были, – неохотно отвечал Исаак, тяжело вздыхая. – Послушай, всё ведь обошлось… И, к слову, «Карло Гольдони» вместе с теми заложниками достался Зугарду – если это тебя успокоит…
Внутри у Гоблиновича словно что-то оборвалось. Вздрогнув, он бессознательно двинулся вперёд, не в силах поверить словам качкоида. Заметив это, Исаак взглянул на него – и тут же отвёл глаза в сторону. Хельмимира, изменившись в лице, тихо выругалась.
– Это двое знали, как работает ускоритель? – обратилась она к елдыринцам.
Над кабиной повисла неудобная пауза. Иннокентий молчал, пытаясь осознать случившееся. Пульс отдавался в висках болезненными ударами; отрицая действительность, елдыринец всё ждал, что какая-нибудь третья сила опровергнет ужасные новости, и Антоха с Дюнделем окажутся живы-здоровы на отдалённой базе… Увы, чуда не произошло.
– Откуда им знать, как работает ускоритель? – подал голос Бабельянц, видя, что его друг окончательно выбит из колеи. – Этого, наверное, никто не знает, кроме профессора…
Понемногу оклемавшись, старик рассказал партизанам историю своей авантюры. Партизаны слушали с большим вниманием; Бабельянц изо всех сих пытался выставить себя скромным и обиженным, что добавляло его рассказу комичности.
– Не понимаю, – сказала Хельмимира, когда он закончил, – как вы вообще остались живы? Ваш аппарат был неуправляем!
– Возможно, существует неизвестное нам жерло пространства-времени, сквозь которое они случайно прошли, – предположил Гардиальд.
Иннокентий так и стоял, ошалело вытаращившись на Исаака. Внезапно в сознании несчастного елдыринца возникла страшная мысль о сестре – и ему сделалось гадко от того, с каким будничным неудовольствием Хельмимира приняла исчезновение Антохи… «Проклятая стерва!» – думал Гоблинович, содрогаясь от горя и бессилия. Весь мир должен был ужаснуться его несчастью – и тут же Иннокентия накрыло отчётливое, неотвратимое понимание того, что сам он во всём виноват… Похолодев, Гоблинович обернулся и посмотрел на Бабельянца. Тот заискивающе беседовал с партизанами.
– Не хотелось бы отвлекать вас по пустякам, – с горькой иронией произнёс Гоблинович, – но можете вы хотя бы сказать мне, какая судьба ждёт пленников?
Все, кто находился в кабине, умолкли. Какое-то время стояла тишина.
– Возможно, их просто депортируют восвояси, – предположил Исаак. – Они ведь с нами не связаны.
– Не утешал бы ты людей понапрасну, – возразил Гардиальд и, обращаясь к елдыринцам, добавил: – Зугард – самый молодой из имперских генералов, и при этом самый жестокий. Никто не знает, что он сделает с вашими друзьями… Молитесь, чтобы они не повторили судьбу моей сестры и ещё многих несчастных.
Что-то в груди Гоблиновича будто бы оборвалось и упало – на пол кабины, на нижний ярус «Фёдор Михалыча», в беспросветную бездну…