Антоха был главным хулиганом школы. С малых лет он доставлял матери неприятности. Хотя, с точки зрения бытовой елдыринской морали, неприятностями это не считалось: именно хулиганом и должен был расти «нормальный пацан». Однако постоянные вызовы в школу изнуряли несчастную женщину, и Антохе постоянно «прилетало» от сердитой маман. Ей пришлось постараться, чтобы сын хоть как-то закончил школу. После серьёзного разговора с матерью Антоха поступил учиться на автослесаря. «Иначе будешь как твой папаша-идиот», – угрожала мать. Выучившись, он получил от неё в подарок тот самый гараж, где они с Дюнделем и устроили автосервис.
– Здрасте, Афанасий Матвеич! – поздоровался Антоха, завидев Бабельянца.
– Здрасте, здрасте… – откликнулся дед, пробираясь в полумраке и устало кряхтя. – Давненько не виделись…
Дюндель тоже поздоровался. К Бабельянцу ребята относились иронично-снисходительно. Чудаковатый старик выделывал нелепые штуки, и это было весело. Несмотря на то, что Бабельянца и Гоблиновича постоянно приходилось чем-то угощать, в гараже были рады их приходу. За интересные разговоры и уморительные выходки не жаль было никакого пива.
– Мы это… – произнёс Иннокентий, растерянно почесав затылок. – Здесь, в общем-то, мимо проходили… Решили вот зайти, поздороваться…
– Так уж и поздороваться! – усмехнулся Антоха. – Тебе просто опохмелиться нечем.
– Ну, может, и нечем, – рассудил Гоблинович. – Ты что, родному дядьке опохмелиться не дашь?
– Эх, дядь Кеша! – воскликнул Антоха. – Пьянь ты беспросветная, а не человек! Мог бы, между прочим, когда-нибудь и нам с Дюнделем пузырь притащить… А то всегда только мы наливаем… Хотел бы и я иметь такого племянничка!
– А ты детей заведи, – посоветовал Гоблинович. – Они тебе ещё быстрее нальют. Хотя немного подождать, наверное, всё-таки придётся.
Все, кто находился в гараже, закатились громким хохотом.
– Не слушай его, Антоха, – возразил Бабельянц, – детей только ради стакана воды перед смертью заводят. А племянники для того и нужны, чтоб чего покрепче наливать.
– Ах вы старые циники! – беззлобно произнёс Антоха. – Чего стоите? Проходите уже за стол!
Усевшись на диван, Бабельянц и Гоблинович получили по банке «Сани Бумера». Антоха расщедрился и прибавил к закуске банку морского болельщика. Дюндель припас её на особый случай; он пробовал было возмутиться, но Антоха объяснил ему, что быть жлобом не по-пацански. Товарищи выпили.
– К слову о семейных ценностях, – проговорил Гоблинович, – а как твоя мать поживает?
– Нормально поживает, – бодро ответил Антоха. – Ты это… сам бы к нам зашёл.
Иннокентий криво усмехнулся.
– Я б зашёл, – сказал он многозначительно, – да мне там не рады…
– Ещё как рады! – возразил Антоха. – Маманя всегда говорит: мол, хорошо, что этот забулдыга нигде под забором ещё не околел… Беспокоится, значит.
– На похороны денег жалеет? – спросил Гоблинович.
Бабельянц захихикал. Дюндель продолжал тянуть пиво, бессмысленно хлопая глазами.
– Ты, дядь Кеша, идиота не включай, – серьёзно произнёс Антоха. – Я тебя как человека прошу: зайди маманю проведать…
Отношения Гоблиновича с сестрой уже много лет были натянутыми: она совсем не жаловала его вредные привычки. И всё же, несмотря на разногласия, родственники общались. Иногда мать Антохи просила Иннокентия о мелких услугах: перетащить диван, помочь с сантехникой… Он брал у неё в долг, если приходилось туго. Когда Антоха был маленький, Гоблинович водил его на прогулки. Иногда одинокой женщине нужно было свободное время: каждый заслуживает праздник посреди серых будней… Тогда Гоблинович оставался с ребёнком, чтобы утром собрать его в школу.
Шли годы; Иннокентий всё глубже увязал в трясине алкоголизма и безработицы. Каждый раз, когда он наведывался к сестре, она ругала его за пьянство и неопрятность. Эти попытки наставить его на путь истинный оборачивались скандалами. В конце концов Гоблинович и вовсе перестал с ней видеться.
– Ты, Антоха, не быкуй, – спокойно сказал Иннокентий. – Зачем в бутылку лезешь? Твою маман лучше навещать в трезвом виде, а со мной такого не случается. Да и в гости с пустыми руками не ходят… А я, как всегда, временно безработный.
Наслаждаясь угощениями, Бабельянц не забывал следить за ходом беседы. Сцены семейной жизни мало интересовали старика. Он только и ждал подходящего момента, чтобы обсудить дела. Когда, наконец, наступила пауза, Афанасий загадочно проговорил: