– Бежим! – Я потянула Юлиуса за собой. Мы перелезли через изгородь в сад к Лаутербахам. Космический корабль завис между кольцами и трапецией. Верёвки качелей крепко обмотались вокруг корпуса.
БУМ-ПАДАБАДЫЩ-КАДОН!
Пока космический корабль гремел и скрежетал, я сообразила – вот он, наш шанс!
– Давай! – крикнула я и схватила Юлиуса за руку. Мы запрыгнули на качели. Едва мы это сделали, корабль освободился из западни и полетел прочь. Верёвки качелей всё так же надёжно обвивали корпус. Мы с Юлиусом полетели за космическим кораблём!
Нет, вы представляете? В голове не укладывается, правда? Мы уносились вверх на качелях на бешеной скорости. Дом Лаутербахов становился всё меньше и меньше. Нам видна была вся улица – дом Юлиуса, дом господина Фриттера, наш дом и даже школа. Все они стремительно исчезали из виду.
Мы крепко держались за верёвки, не в силах вымолвить ни слова. Вскоре вся наша планета осталась позади, превратилась в небольшой шарик. Тогда Юлиус заговорил.
– Ничего себе! – выпалил он.
– Ничего себе! – повторила я.
Космические драконы
Вообще мы с Юлиусом по любому поводу повторяли: «Ничего себе!» Так часто, что я мало задумывалась о смысле каждого нашего «ничего себе».
Бывает, что знакомые слова вдруг прозвучат до ужаса странно. Вот и теперь я заново осознала их смысл. Так говорят, когда только и успевают удивляться.
Согласитесь, когда мчишься на качелях через космос, остаётся мало времени на то, чтобы удивляться всем невероятностям вокруг!
Например, кометам. Едва мы в первый раз выдохнули: «Ничего себе!» – рядом засвистели кометы. Они с шипением проносились слева и справа, словно кто-то играл ими в теннис. Я крутила головой, наблюдая за исчезающими вдали огненными хвостами.
Теперь-то я знаю, что, отправляясь на Буммердинг, обязательно попадёшь под метеоритный дождь. Частицы метеоритного потока называются Персеидами, летом их даже видно с Земли. Люди тогда говорят, что начался звездопад.
Только за Персеидами скрывается ещё кое-что, чего с Земли не увидеть. О них никому не известно, и, может быть, вы поэтому не поверите, но это правда, – за Персеидами скрываются драконы. Вот именно! В космосе водятся драконы.
Они просто супер! Честное слово! Когда я их увидела, сразу поняла, что космические драконы – мои любимые животные. Возможно, где-то глубоко внутри я всегда об этом знала, но снаружи не переставала удивляться. У первого космического дракона, которого я увидела, была красноватая кожа с редкими щетинками, огромные крылья и умные круглые глаза, совсем как у Кусаки.
Позже я узнала, что у всех космических драконов очень красивые глаза, но в тот момент я подумала, что никогда не встречала животного с такими восхитительными глазами (поправка: кроме Кусаки). Дракон смотрел прямо на нас! Он моргнул и повёл ушами, словно не понимал, откуда мы взялись. Наверное, он и правда удивился. С точки зрения обитателей космоса, мы наверняка были зрелищем куда более поразительным, чем драконы.
– Какой милый! – крикнула я Юлиусу. Друг молча кивнул. Его лицо, которое обычно излучало добродушие и говорило «всё будет хорошо», теперь просто сияло! Моя тревога сразу куда-то испарилась. Теперь мне хотелось одного: погладить дракона! Я протянула к нему руку, отпустив цепь, за которую держалась.
Я не подумала.
Я даже не заметила.
В смысле, я нарочно вытянула руку, однако о том, что при этом отпускаю качели, как-то не сообразила. Я наклонилась к дракону, который по-прежнему не сводил с меня глаз. Он ни капельки не стеснялся. Дракон повёл ноздрями, словно хотел меня обнюхать, и у него в носу задрожали волоски. Я почти дотронулась до него и даже успела поразмыслить, колются щетинки или нет, как позади раздался крик.
– Осторожно! – кричал Юлиус.
Я испуганно осмотрелась, но не заметила ничего опасного.
– Держись! – продолжал кричать друг.
«В смысле, держись?» – подумала я.
– Нелли!
Я знала, что Юлиус кричит только в исключительных случаях, поэтому отдёрнула руку и хотела ухватиться за поручень, только вот никакого поручня не нащупала! Я больше не сидела на качелях, а парила в космосе в невесомости!
Ой-ой-ой! Словами не передать, каково мне пришлось! Скажу только, что никогда в жизни так не дрожала – руками, животом, шеей и даже мочками ушей! Я тряслась, потому что осознавала, – если меня не спасти, дрейфовать мне в открытом космосе веки вечные, словно заблудившейся звезде. От ужаса я не могла ни кричать, ни думать, ни чувствовать, а только трястись всем телом.