«Не могу не восторгаться вашим талантом и вашей красотой. Ничего не могу с собой поделать, но в вашу честь совершу убийство в психиатрической больнице».
Нахмурив брови, Мэтью Валентинович перевернул лист, но с обратной стороны он оказался чист.
– Что за бред? – не понимал Туманов. – Вы серьезно в это верите?
– Не верили бы, не пришли, – серьезно ответил Игорь Владимирович. – А вы что, за каждого из своих пациентов можете поручиться, что он такое не сделает?
– Я не каждого принимаю лично, принимает комиссия. Иногда я – председатель комиссии, иногда мой заместитель Сергей Семенович. Не думаю, что мы могли вот так просто просмотреть убийцу. Хотя…
– Что? – зацепился Игорь Владимирович.
– Этот человек определенно очень болен, но очень хорошо это скрывает.
– Сколько у вас пациентов? – спросил следователь.
– Всего? Около пятисот.
– Ого!
– Но я так понимаю, записка написана недавно, значит, и к нам он поступил недавно…
– Записку Анжелика получили два дня назад.
Мэтью Валентинович углубился в компьютер.
– Смотрим поступивших за два последних дня? – уточнил он.
– Так-то оно так, но это при условии, если он лично оставил записку в гримерке Анжелики. А если он лег заранее, а записку попросил кого-то потом подкинуть? – предположил Игорь Владимирович.
– Пойдем пока по пути наименьшего сопротивления, – продолжил щелкать клавишами Мэтью Валентинович. – За последние двое суток поступили шестьдесят человек.
– Тоже много, – задумался следователь.
– Но не пятьсот! – возразила Анжелика. – А сколько из них женщин? Сколько мужчин?
Туманов улыбнулся:
– А вы сами как думаете, кого вы больше толкаете на безумный поступок? Кого, так сказать, доведете до убийства своим талантом?
Анжелика свела тонкие брови на переносице.
– А вы не думаете, что я настолько хороша, что могу довести в равной степени и мужчин и женщин?
– Вполне вероятно… Но судя по статистике, такая страсть возникает в основном у одержимых мужчин. – Туманов вновь уставился в монитор. – Так что от меня требуется? Проверить всех поступивших за последние два дня и попытаться понять, кто готовит убийство?
– Нет, – покачал головой следователь, – вы можете не понять. Надо Анжелику положить к вам недельки на две. Она тут осмотрится, может, узнает кого, а может, этот человек сам себя выдаст, увидев ее в больнице, – предложил Игорь Владимирович.
– Да вы с ума сошли, что ли? Только этого мне еще не хватало! – возмутился Мэтью Валентинович.
– А что такого? Помните, один раз уже такое было! Наш оперативный сотрудник… – начал было Вдовушкин, но психиатр не захотел ничего слушать:
– Так то оперативный сотрудник! А вы хотите женщину подставить…
– Эта женщина поумней многих наших сотрудников будет, – отчеканил Игорь Владимирович.
– Я не давал разрешения.
– А никто и не спрашивал! Так надо!
– Только из-за какой-то записюльки! – нервничал Мэтью Валентинович.
– Записюльки? Это улика! – возмутилась Анжелика. – Вам что, жалко дать мне койко-место?
– Какие слова вы знаете! Боюсь, это койко-место мне дорого обойдется! – вздохнул психиатр. – Две недельки, две недельки… – Пар из него постепенно выходил. Туманов подошел к окну и долго смотрел в него. – Ну хорошо, – наконец согласился он. – Но только две недели. И если за это время ничего не произойдет…
– Конечно-конечно! – захлопала в ладоши Анжелика. – Но меня держать обязательно на общих условиях, чтобы я ничем не выделялась.
– Вы с ума сошли? – снова начал кипятиться Туманов. – Я что, должен здоровому человеку транквилизаторы или антидепрессанты выписывать? – вытаращил он глаза. – Это преступление!
– Я буду убедительна, только если буду как все! Ну, хотя бы что-то легкое…
В эту минуту с улицы донесся сигнал автомобиля. Мэтью Валентинович вздрогнул.
– Я не уверен, что вы пройдете комиссию.
– Что за комиссия?
– Завтра буду я и еще два психиатра. Чтобы вы оказались нашей пациенткой, мы все должны поставить одинаковый диагноз, не сговариваясь. Если переиграете, поедете в клинику посерьезнее. Вы должны изобразить невроз, а не психоз.
– Ну хоть один пример, учитель! – молитвенно сложила руки Анжелика.
– «Я боюсь ездить в метро, потому что меня там охватывает дикий страх задохнуться, потерять сознание, быть задавленной толпой…» А не: «Я боюсь спуститься в метро, потому что там гигантские черви могут меня съесть». Понятна разница? И никаких голосов.