Выбрать главу

Я не к тому, что советы плохо, а демократы сейчас хорошо. Меня политика вообще не интересует. Меня интересуют люди, и только они. Не оценка чьих-то поступков, а попытка понять эти самые поступки.

Наблюдая за современностью, я чётко вижу ту самую грань между нами (жившими и учившимися в те годы) и теми, кто выучился гораздо позже. Разность поколений. Мне говорят, мол, мы старики, а я думаю иначе — не мы старики, у нас просто образ мышления иной, и среди современной молодёжи встречаются такие «старики». Я не даю оценку этому явлению, мне просто интересно. Ведь будущее, чтобы не говорили, не за теми, кто сейчас рвёт и мечет, а за теми, кто мыслит иначе, кого пока что невидно из-за нанесённого эпохой перемен ила.

А молодость и старость определяется не прожитыми годами, не состоянием тела, а состоянием души. Патетично? Да, но иначе сказать не могу.

Тамара Скиба писала:

«В советское время я не любила фальши взрослых: когда думали одно, говорили другое, а делали третье. Сейчас к этому отношение изменилось: нормальные человеческие слабости. Просто „не верь, не бойся, не проси“. Родители пытались сделать из нас нормальных советских детей. Мы умели радоваться чепухе. Собирали металлолом — чистили тундру от старых кроватей, дырявых тазиков и труб, собирали мятлик для коров, сдавали макулатуру, играли в „Зарницу“.

Нет, не советских, нормальных, порядочных, хороших детей, лучше чем сами они, взрослые и родители. Им, родителям, было глубоко наплевать на советскую идеологию, они сравнили её с библейской, и им от этого стало легче. Они перестали замечать налёт шелухи. Они не могли желать своим чадам зла, они хотели, чтобы мы, дети их, жили лучше их, не боялись, не дрожали, чтобы честь имели, гордость, и не тряслись по углам от страха. Правда, делали они это неумело, опасаясь лишних телодвижений, не зная, как правильно надо поступать. Винить их за это не стоит. Они учились, они пытались, но слишком поздно поняли, что и как надо делать. Нет, не чепухе. Мы учились радоваться каждому дню, находя в этой самой чепухе зерно радости, счастья, удовлетворения жизнью. Мы не были мрачными, мы действительно умели радоваться, но не успели научиться жить радостно, ценить и сохранять это состояние счастья. Чем это плохо? Вы, чистили тундру от деятельности человека. Помогали экологии, спасали природу тундры. Как это расценивать, как знак минус? или всё же, как плюс? Бедным коровам от этого было плохо, или всё-таки хорошо? А играть в „Зарницу“ всё же лучше, чем болтаться по помойкам и колоться всякой дрянью, напиваться до безумия, убивать, грабить, насиловать. Ну, что лучше? Не знаю, но мне, кажется, что ты ошибаешься, как ошибаются миллионы, предполагая, что так оно и было, а нынче иначе. Нет, всё было точно так же, как и сейчас. И тогда, и теперь были люди, которые лгали, говоря дома одно, на работе другое, в магазинах третье и тому подобное. Время не изменилось, изменилась идеология, только и всего, Даже не так: запад принялся уничтожать остатки идеологии, насаждая свою, грубо, жёстко, безжалостно. А люди, как были, так и остались людьми со своими достоинствами и недостатками. Изменить человека за несколько лет невозможно. Веков не хватит на это. За две тысячи лет многое ли изменилось в человеке? Вот именно. Так что всё это демагогия чистейшей воды. Лгали тогда, лгут и сейчас.»

Когда было лучше?

В последнее время всё чаще и чаще в разговорах всплывает тема: когда было лучше, в советское время, скажем в семидесятые годы, или сейчас, начиная с 1992-го года?

Я всегда отвечал:

«И в то время, и сейчас были плюсы и минусы. У нас никогда не умели пройти по грани так, чтоб хорошее сохранить, а плохое исправить. Война с памятниками продолжается. История ничему не научила».

А вот на днях на этот же вопрос родил такую фразу, от которой сам задумался, что сказал?

«Я тогда, в советское время, не имел никаких перспектив в жизни. Но и теперь у меня таких перспектив нет, и не предвидится. Какая разница между тем временем и нынешним для меня лично? А никакой, как это не прискорбно звучит. Достоинство этого времени состоит лишь в том, что у меня и мне подобных прорван барьер информационной блокады. Появились компьютеры, и это решило столько проблем, сколько не могли решить тысячи учёных всего мира. Но возникает встречный вопрос: а сравнимо ли это с тем, что было? Разве можно поставить знак равенства между уверенностью в будущем дне и сегодняшним? Когда бомбят мирных людей лишь за то, что они не хотят жить так, как от них требуют? Не хотят говорить на языке, который для них никогда не был родным?».