Экскурсовод
ЭКСКУРСОВОД
I
Сначала из непричесанной вокзальной разноголосицы у меня за спиной выделилось какое-то слабое, прерывистое шуршание, потом моей ноги что-то легонько коснулось, меня осторожно взяли под руку повыше локтя, чуть перебрав при этом пальцами, и я услышал негромкий женский голос: - Простите, вы не могли бы подсказать, где здесь ближайшая аптека? Я обернулся. Передо мной стояла невысокая, довольно молодая на вид дама в темных дымчатых очках, одетая в легкую спортивную куртку, к молнии которой была прицеплена небольшая, узкая палочка с шариком на конце. Мои колени осторожно обнюхивала ее собака, лайка восхитительного пепельно-седого цвета с белой грудкой, затянутой в жесткую упряжку поводыря. - Понимаете, - дама неопределенно повела головой через плечо в сторону эскалаторов к метро, - понимаете, тут в подземном переходе всегда был небольшой киоск, он нас с Тальмой обычно так замечательно выручал! А сейчас там все перекрыто и ремонт! - Она снова повернулась ко мне, теперь точно угадав направление и "глядя" мне почти прямо в лицо. - В нашу домашнюю аптеку нам теперь до закрытия ни за что не успеть, придется либо ехать в дежурную Бог знает куда, либо ждать до завтра, а нам это никак не с руки. Так что если бы вы были столь любезны... Она говорила абсолютно спокойно и неторопливо, будто обстоятельно описывала случившуюся с ней небольшую неприятность подруге по телефону. Ни в голосе ее, ни в лице не было и тени того искательного выражения, с которым некоторые почему-то обращаются с подобной просьбой, извиняясь натянутой улыбкой в начале, торопясь с объяснениями и преувеличенно благодаря после получения указаний и советов. - Если вы, конечно, не торопитесь, - она легонько кивнула, почти утверждая это. - Нет, нет, я, в общем-то, скорее случайно здесь, - заверил я ее и замялся. Вот ведь странное свойство моей натуры! Где бы я ни находился, меня почему-то везде и всегда принимают за местного и спрашивают дорогу. Но одно дело, пользуясь планом города и активно помогая себе руками и ногами, на ломаном англо-французском показать каким-то диким североафриканцам ближайший маршрут от Лувра к Нотр-Дам и совсем другое - растолковать всего-навсего трехсотметровый и почти прямой путь слепому. - Ничего, ничего, - все так же спокойно и чуть ли не снисходительно сказала она, как-то угадав мои сомнения. - Если знаете, расскажите как сможете, мы с Тальмой разберем, не в первый раз! Дама, наконец, улыбнулась, но и тут ее улыбка предназначалась не мне, а ее лайке, которую она, немного неуклюже нагнувшись, слегка потрепала по загривку, а та, усевшись у ее ног, в упор нацелилась на меня холодными сине-стальными глазами, такими же спокойными и невозмутимыми, какие они могли бы быть у ее хозяйки. Внутренне поаплодировав обеим за такую уверенность в себе, я принялся объяснять дорогу, стараясь не частить и не сбиваться на второстепенные мелочи и приметы, благо аптека, действительно, была неподалеку: всего-то и подняться по большой, широченной лестнице перед вокзалом и свернуть налево за бельгийской кондитерской на углу. В принципе, вместо каких-то указаний в обычном случае здесь хватило бы косого взмаха рукой и двух слов, но я же не знал, как воспринимают дорогу незрячие и, закончив, тут же повторил сказанное еще раз, пытаясь двигаться по наезженной колее и не приплетать ничего лишнего. Дама слушала меня, не перебивая и не уточняя, и лишь когда я окончательно замолк, удовлетворенно кивнула и со словами "Огромное вам спасибо, вы нам очень помогли!" протянула мне руку - не ту, кстати, которой только что гладила собаку. Пожимая ее узкую, красивую ладонь, я почему-то подумал, что вот такие же изящные и грациозные пальцы были, должно быть, у королевы Анны Австрийской, о чем я как раз на днях много читал, и условный д'Артаньян или безусловные Бекингэм и Мазарини вполне могли чувствовать себя на седьмом небе, когда им доводилось целовать их вне рамок дворцового этикета. Я хотел было еще предостеречь ее от боковых участков лестницы, где вечно бесчинствуют скейтеры, но дама, казалось, уже утеряла интерес к моим объяснениям. Это вовсе не выглядело бестактным, я просто ощутимо переставал существовать в ее системе координат, как это уже было каких-нибудь пять минут назад. Присев на корточки, она обняла лайку за шею и проникновенно сказала: "Ну вот, Тальмочка, теперь мы идем туда, где были позавчера перед визитом в банк", и в этот момент обе они показались мне так похожи, что я вовсе не удивился бы, если бы и Тальма в ответ утвердительно кивнула хозяйке. Но лайка лишь ткнулась ей головой в плечо и широко завиляла хвостом, что явно выражало симметричную реакцию на нежность и доверие подруги. Поворачиваясь в нужную сторону, дама все же благосклонно пожелала мне счастливого пути и приятного вечера, куда бы и с какими намерениями я сегодня ни ехал, - совершенно грандиозная формула, не будь она произнесена как бы вскользь и почти через плечо. Ясное дело, обычная и почти необходимая в других граничных условиях фраза: "Давайте, я все же провожу вас" даже и не подумала родиться во мне, так что вместо отказа я услышал лишь некое невнятное мелодичное мурлыканье - очевидно, некое подобие походного марша дамы с собачкой. " И юной девушки услышать пенье Вне моего пути, но вслед за тем, Как от меня дорогу разузнала!" - вспомнил я и поневоле улыбнулся: такой точной иллюстрацией к стихотворению Кристофера Лога показалась мне моя мимолетная встреча, пусть даже даму и с натяжкой нельзя было назвать юной девушкой, а мое состояние отличалось от счастливого самым решительным образом. Небрежным взмахом руки дама между тем превратила пристегнутую к куртке палочку в длинную тонкую трость и описывая ею перед собой легкие шаркающие дуги, двинулась к скрытому за информационными стойками главному выходу, держа Тальму у левой ноги на коротком поводке. Завидев их, люди, конечно, расступались в стороны, но мне отчего-то показалось, что даже не будь у нее в руках этой безостановочно рыскающей по сторонам трости или собаки-поводыря рядом, она все равно легко нашла бы себе путь через плотную толпу, забившую сейчас центральную часть вестибюля вокзала, да и через любую другую толпу, пожалуй, тоже. В ней не было и следа зажатости, и той внутренней сосредоточенности на своих ощущениях, которые, похоже, характерны для большинства незрячих, наверное, постоянно ожидающих каких-то подвохов со стороны окружающих их людей и вещей. Она шла свободно и неторопливо, почти вальяжно, будто прогуливалась с любимой собакой по принадлежащей ей одной и знакомой до последней мелочи садовой дорожке, покорно и удобно ложащейся под ноги. Ни нахохленности, ни напряженно ушедшей в плечи головы, наоборот - дама держала ее так высоко, прямо и величественно, словно та называлась главой и была увенчана короной или диадемой, а трость в руке являлась неким дополнительным символом ee могущества, которым она очерчивала вокруг себя пространство, не доступное простым смертным. Это сравнение с королевой снова пришло мне на ум, и я с удивлением сообразил, что в течение нашего короткого разговора дама ни разу не отозвалась о себе в единственном числе, говоря лишь "мы", или "нас", или "наши", и было бы крайне забавно и не тривиально, имей она при этом в виду на самом деле лишь себя одну, а не их с собакой вместе. " Чушь, конечно, полная! - подумал я. - Но с другой стороны, а что же в этом такого сверхфантастического! Мало ли сколько отпрысков сиятельных и коронованных в прошлом особ рассыпаны теперь по свету и живут частными лицами среди нас. Да, вот именно, среди нас и особенно у нас, в Германии, где их всегда было пруд пруди! Живут неизвестно в каких условиях, полностью сохранив, однако, чувство родовой особенности и богоизбранности - вплоть до того, что иногда ради шутки в разговоре на протокольное множественное число переходят. Почему бы среди них не быть и незрячим? Нет, в самом деле, - продолжал я фантазировать на всех порах, - в самом деле, вон, у Агаты Кристи в четверти романов, наверное, вся интрига построена на сходных чертах характера, неизменно и постоянно повторяющихся у близких родственников разных поколений - не во втором колене, так в третьем или, там, в четвертом. Да что там Агата Кристи, сам Шерлок Холмс однажды заметил, что иногда, рассматривая фамильные портреты предков, можно поверить в переселение душ. Пусть с известным преувеличением, с некоторой аффектацией, но заметил же! А Шерлок Холмс - это вам не викторианская истеричка какая-нибудь, это холодный, трезвый ум, это - авторитет! И там ведь, действительно, злодей Степлтон не просто как две капли воды был похож на своего далекого предка, сэра Хьюго Баскервилля, но и черный и жестокий характер того унаследовал - и это спустя несколько веков! А в случае с моей дамой разница во времени могла быть вдвое-втрое меньше, соответственно и проявление типичных фамильных признаков резче и очевиднее" Разумеется, вся это быстро промелькнувшая у меня в голове чепуха являлась самой что ни есть анекдотической опереточной мишурой. Но замешана она была, возможно, на чем-то вполне серьезном, р