III
Однако вдоволь порассуждать на эту тему с толком, чувством и приличествующим случаю легким щипанием в носу мне все же не пришлось. Позади меня раздался негромкий, мелодичный сигнал, и в бесшумно раздавшихся в стороны дверях аптеки, заботливо поддерживаемая под локоть продавщицей в белом халате, показалась моя дама. Внутри она находилась от силы минут десять, но и этого, определенно, оказалось довольно, чтобы ее, до того момента почти безошибочная ориентация в пространстве стала куда менее уверенной. Разумеется, она не озиралась по сторонам - этот естественный для любого другого в подобном положении жест был бы для нее сущей бессмыслицей, но его вполне заменяла вяло поднятая и словно застывшая на полпути рука с как-то растерянно вывернутой кверху ладонью. Да и вообще, вся ее фигура на пороге выглядела нерешительно и даже немедленно ткнувшуюся ей в колени Тальму она погладила машинально, занятая в мыслях чем-то совсем иным. Не очень понимая, надо ли мне снова напоминать о себе и предлагать свои услуги и общество, я продолжал сидеть, но дама, шепнув что-то на ухо своей сопровождающей и получив быстрый и такой же неслышный ответ, удовлетворенно кивнула головой и сама шагнула ко мне. Tеперь ее движения снова стали точными и уверенными. Как и в первый раз, мимолетного касания скамьи было довольно, и она легко присела на то же самое место, с которого поднялась несколько минут назад - я даже подвинуться не успел. Pука, трепавшая по загривку слабо повизгивающую от удовольствия Тальму, двигалась теперь по-хозяйски привычно и спокойно. - Вы подумайте, - она повернулась ко мне и ее лицо вновь осветила полупрозрачная улыбка, - нет, вы только подумайте, здесь, оказывается, в готовом виде почти всегда имеются мои капли, и заказывать загодя вовсе не надо! И как мне раньше в голову не приходило спросить - ведь я здесь все-таки уже была пару раз, меня, правда, всегда с другой стороны подвозили. Исключительно удобно - они мне даже сами звонить будут. Просто замечательно! Чтобы я без вас делала - вы мне так помогли, так помогли! - Она проникновенно покачала головой, а ее улыбка стала почти яркой и оформленной. - Огромное вам спасибо! - Да, не за что, не за что, подумаешь, дело большое, - забубнил я. Такой всплеск эмоций, тем более неожиданный после владевшей ею только что растерянностью, совсем сбил меня с толку, хотя, конечно, сделать это сейчас было совсем просто. - Нет, но как же, - продолжала настаивать она, - ведь это именно вы так удачно сосватали мне эту аптеку именно сейчас. Недаром я всегда говорила, что из вас получился бы отличный экскурсовод? - Прямо-таки всегда? - машинально переспросил я. - Почти! - уверенно кивнула она. Ее улыбка стала почти лукавой, и мне вдруг представилось, что вот сейчас - да-да, прямо сейчас - она снимет свои темные очки и парик, и вытрет влажной салфеткой ненужный и не обязательный макияж, и тряхнет головой, и превратится вдруг в какую-то мою старую-престарую знакомую, такую давнишнюю, что и обстоятельства встреч, и облик, и даже само имя ее напрочь изгладились из моей памяти. И только я подумал об этом, как перед моим внутренним взором вновь заколыхался мой сад, неудержимо разбегающийся во всех мыслимых и немыслимых измерениях и прорастающий цветниками, реками, готическими замками и плантациями финиковых пальм. - Вам опять плохо? - участливо спросила она, понизив голос и слегка наклонившись ко мне. "А вот это уже перебор! - быстро подумал я! - Перебор, перегиб, перехлест, перелет! И явное превышение скорости к тому же! Нет, что угодно, как угодно, но на этот абонемент с "опять плохо" я уж точно не подписывался!" И вообще, наше знакомство окончательно перестало мне нравится - с места и в карьер! Собственно, отменяя свою вечернюю поездку, казавшуюся мне до того такой важной и вожделенной и почти что решенную в деталях, и бросаясь вдогонку за дамой, я вовсе не представлял себе, о чем именно я буду с ней говорить и, по большому счету, зачем вообще собираюсь это делать. Как-то сама собой пришедшая мне в голову мысль о некоем экзамене была решительно отвергнута мною еще по дороге сюда и, как мне теперь явно казалось, прежде всего из-за ее вторичности. Экзамен - экзаменом, но на самом-то деле - неважно, осознавал я тогда это или нет - подспудно мною двигало желание Бог-знает-каким-либо-нибудь образом выяснить, продолжает ли появление именно этой дамы рядом со мною здесь и сейчас последовательность событий, происходивших со мною в течение последних пары часов, и, если уж оставаться в рамках столь "развлекшего" меня совсем недавно литературоведения, написаны ли все они одним и тем же почерком? Однако, возможности заняться подобной графологической экспертизой мне найти так и не удалось. Да и как - ведь, по сути, наша беседа таковой вовсе не являлась, а текла себе вялым ручейком, то скрываясь под камешками городских достопримечательностей, то выбиваясь на поверхность двумя-тремя словами. За битые полчаса я всего лишь узнал, что дама является болельщицей нашей футбольной команды, а теперь вот еще и аптеки на пешеходке, угостив ее взамен небольшой лекцией о здании нового музея и моих взглядах на архитектуру вообще. Первый же мой прямой вопрос получил в качестве ответа шикарное в своей афористичности и емкости изречение, фактически повторенное только что и приправленное новым упоминанием о моем тотальном предрасположении к профессии экскурсовода, слабо, в моем понимании, относящимся к делу, но зато очень весомым, как видно, для дамы, если в первом варианте, еще на привокзальной лестнице, оно было обрамлено такими многоумными религиозно-грамматическими рассуждениями. И больше ничего! Ничего, что могло бы хоть как-то помочь мне в моем само- и смыслокопании. Мне словно втолковывали, что все происходящее не моего ума дело, и раз уж я все равно не могу уразуметь смысл даваемых мне разъяснений, то и нечего приставать с глупыми расспросами к взрослым дядям. И особенно к тетям! И вообще, детям лучше помолчать! Что я и сделал, пожав как можно равнодушнее плечами, хотя дама моя этот жест оценить никак не могла, и подавив в себе