на второй диаграмме понял, что сегодня нам с Фишером никак не по пути, отложил книгу и потушил свет, пожелав себе спокойной ночи. Однако пожелание таковым и осталось, так как мой суматошный день все же никак не желал отпускать меня и посеянные им семена ночью взошли совершенно фантастическим сном. В принципе, со снами у меня никогда ни малейших проблем не было; снились они мне часто и на любой вкус. Однако же, по большому счету, ничего особо иррационального в них обычно не было. Все они, как правило, и по форме, и по содержанию без существенных натяжек укладывались в известную формулу "небывалое сочетание бывалых впечатлений", так что при иных граничных условиях вполне могли произойти и в реальной жизни. И на их более-менее трезвом и разумном фоне теперешний сон был уж совсем невероятной дичью 96-ой пробы! Мне снилось, что я играю шахматную партию, причем играю ее огромными фигурами, наверное, почти метровой высоты, какие в далеком прошлом устанавливались во двориках и на верандах многих курортов и санаториев. Разумеется, и поле для игры во сне имело соответствующие размеры. Но мало того, к головкам фигур были прицеплены антенны - длиннющие, тонкие и уходящие прямо вверх наподобие токоприемников в детских автомобилях на ярмарках. Так вот, эти антенны каким-то образом передавали ходы на другую доску, тоже, очевидно не маленькую и расположенную так высоко над головой, что ее и видно не было. События на обеих досках были, таким образом, неразрывно связаны между собой, а конечный результат партии зависел от происходящего и тут, и там в совокупности. Его я, впрочем, не запомнил, как и своего противника - не уверен даже, что тот во сне вообще имел место. Однако, самое невероятное началось уже после партии. Мне надо было составить о ней небольшой отчет, в чем, в принципе, ничего необычного не было - ведь я часто писал коротенькие репортажи об игровом дне нашей шахматной команды для клубной странички в интернете. Но тут нашла коса на камень: с какой стороны я ни пробовал подступиться к описанию течения партии, вместо него на бумаге - а во сне я ей был обеспечен в избытке, и стопки девственно белых листов кучей громоздились на столе, диване и даже полу моей гостиной - на бумаге почему-то всякий раз немедленно и в готовом виде возникал рассказ о моем сегодняшнем знакомстве с дамой с собачкой - каждый раз с небольшими вариациями. Очутившись в таком заколдованном круге и всякий раз возвращаясь в один и тот же исходный пункт, я, однако, решительно, не умел определить, для чего и - самое главное! - кому я все это рассказываю. Я не знал и не чувствовал в своем окружении абсолютно никого, кто бы даже теоретически мог заинтересоваться моим сегодняшним приключением, да и дама моя сама по себе тоже присутствовала вo сне лишь незримо, в качестве, так сказать, объекта описания. И странное дело: с каждой новой попыткой она вырисовывалась у меня в рассказе несколько иной, чем в предыдущем варианте, а ее собака представлялась мне при этом то лайкой, то овчаркой, а под конец так и вовсе помесью этих двух пород с кокетливой желто-черной косынкой на шее, украшенной эмблемой нашей футбольной команды. Жесткой же упряжи на ней не было вовсе, да и зачем - дама-то во всех моих описаниях темных очков не носила, слепой, судя по всему, не была и в поводырях любого рода совершенно не нуждалась. Подобная разноголосица моих собственных суждений об одном и том же человеке меня во сне, впрочем, не особо беспокоила. Куда более огорчительной и раздражающей была явная моя неспособность выполнить в общем-то пустяковую задачу и откомментировать-таки только что сыгранную мною же партию без регулярного сползания в обсуждение случайной и мимолетной знакомой. Пытаясь вывернуться из этого удручающего положения то так, то этак, я вдруг набрел на мысль, немедленно показавшуюся мне решением всех проблем и не лишенную к тому же известной элегантности. Поскольку разговор о шахматах без присутствия дамы с собачкой был явно не возможен уже и теоретически, то я подумал: а не пригласить ли мне ее, точно Алису в Зазеркалье, на экскурсию по шахматной доске и в ходе ее, рассказывая о географических особенностях черно-белых клеток или, скажем, об истории или биографии шахматных фигур, а то и знакомя даму с некоторыми из них, как-нибудь изловчиться да и впихнуть в этот сухой, казеный и безликий текст репортаж о действительном шахматном сражении, как от меня требовали граничные условия созданной мною во сне реальности. Но увы, проследить за претворением в жизнь этой идеи мне не удалось: то ли она по какой-то причине оказалась все ж-таки не осуществима, то ли следы и вехи проведенной экскурсии начисто изгладились к утру из моей памяти. Ну-с, известное дело: восстановление и ремонт наяву подобных эфемерностей - вещь совершенно безнадежная: чем больше и упорнее о них думаешь, тем услужливей и грубее пытается жизненный опыт заполнить белые пятна в них наспех вырванными и на живульку сколоченными комбинациями реальных фактов и событий, ничего общего с тончайшей материей сновидений не имеющими. Легче дом из клочьев тумана выстроить! Мне же в последующие дни и вовсе было не с руки заниматься анализом, классификацией и возможными последствиями моих сновидений, будь-то дневных или ночных, потому что уже назавтра меня настигла буря совершенно иного свoйства.