в руки совпал со статьей о клубе слепых болельщиков, когда у тебя как раз время нашлось его прочитать. И изо всех дней именно в тот, когда в клубе этом ежемесячное заседание! Конечно, совпадение - подумаешь! Одним больше, одним меньше, дело большое! Нас не удивишь! И раз так, то уж заодно посмотри, будь любезен, как стрелки часов совпали и долго ли еще первый вторник месяца длиться будет! Я ошеломленно взглянул на часы. Елки-палки, начало одиннадцатого уже, и куда только время ушло! Плохо соображая, что делаю, я рванулся в подвал, схватил телефон, оторопело посмотрел на него, ринулся наверх за журналом, потом обратно и тут, на первой ступеньке лестницы пришел, наконец, в себя и задумался. - Слушай, Буратино, - сказал я себе, стараясь быть спокойным и рассудительным,- вот с чего, скажи, пожалуйста, ты так всполошился, а? Да, похоже - и даже больше, чем похоже! - обнаружил ты в каморке своего воображения очередную нарисованную на стене дверь, а дальше, дальше-то что? О находящемся за дверью мире у тебя по-прежнему ни малейшего представления нет; ключика к ней тоже - ни золотого, ни простого; да и превращается ли эта дверь в настоящую хоть когда-нибудь, вообще говоря, еще вовсе не доказано! Ну, хорошо, если не считать коллективных выездов на футбол, сегодня, наверное, единственный день за месяц, когда несколько десятков членов клуба можно застать в одно время и в одном месте. То есть, скорее, можно было, - поправился я, еще раз взглянув на часы. - Теоретически, среди них могли бы находиться люди, знающие мою даму - судя по новой, с иголочки, формы, болельщица она записная! Да она и сама может посещать время от времени эти посиделки, хотя это еще более теоретически: в тягу ее к подобному общению верится слабо. Но: если, если и если и все равно, напрямую или сначала через посредников, что я скажу ее, коли еще раз встречусь, кроме все того же: "Почему же вы подошли ко мне на вокзале?" И что она, даже и сохранив в памяти сердца и рассудка нашу встречу, сможет мне ответить, как не повторив : "Потому что вам нужна была помощь!" Но это мы уже проходили, тогда, у аптеки проходили, вместе с моим нежеланием и неумением рассказывать что-либо о своих литературно-интернетных похождениях. Ладно, тогда это нежелание основывалось на дрожи в коленках - омерзительном послевкусии моей истрики. Сейчас от их обоих не осталось и следа, но и теперь возможный монолог с чтением вслух истории моей болезни представлялся мне с большим трудом. При этом описание чисто литератyроведческих деталей или параллелей можно было как раз-таки опустить - они были не более, чем следствием. Но как адекватно описать причину? Как ни с того ни с сего взять и рассказать о вечной моей неприкаянности, доходящей порой до едва ли не физической тошноты? О хронической неудовлетворенности собой в работе и работой в себе, породившей хроническую же хандру? О ставшем едва ли не моим девизом рефрене из песенки к мультфильму : "Лучше быть одноногим, чем быть одиноким, когда скучно, и грустно, и некому руку пожать"? Рассказать при этом абсолютно не знакомому человеку, скрытому к тому же за черными стеклами очков, делающими его еще более анонимным! И сделать это тоном, характерным скорее для исповеди или кабинета тонкого врача-психолога, ибо только он давал бы надежду на теплый и обстоятельный ответ, а не только на слезливую солидарность случайного собутыльника. Ведь это же был бы ни дать ни взять элементарный крик о помощи! И только я подумал об этом, как тут же сообразил, что точно в таких, едва ли не слово в слово, выражениях оценивал полученное пару недель назад послание от моего заочного знакомого, чей интернетный псевдоним, "goodman", являлся, по сути, переводом на английский моего собственного и чье пересыпанное благодарностями в мой адрес и теперь уже совершенно счастливое письмо я читал сегодня после работы. Сердце мое ухнуло вниз и с такой силой садануло под коленки, что я, охнув по-стариковски, бессильно опустился где стоял на ступеньку лестницы. - А я что говорил - совпадения, кругом одни лишь случайные и ровно ничего не значащие совпадения! - иронически захихикал бесенок. - Подумаешь, одинаковые просьбы от одинаковых анонимов в одинаковых обстоятельствах! Пустяк, есть над чем голову ломать, в самом-то деле! - Ну да, ну да, - я потер лоб, собираясь с мыслями после своего нового откровения. - И он, вроде бы, вскоре после получения моего письма гулять еще отправился, этот англоязычный Гутман, и тут же свою старую знакомую встретил, разговор с которой так быстро и разительно все его мироощущение поменял. Прогуляться, разве, и мне на ночь глядя из любви к симметрии и в поисках новых совпадений не от мира сего? Впрочем, я-то как раз еще никаких советов ни от кого не получал. Понятное дело, от одной только мысли о новой прогулке под проливным дождем по нашим окрестностям, прекрасно, правда, освещенным, но, наверняка, совершенно безлюдным об эту пору, меня просто в дрожь бросило. Вот если бы я нашел журнал и как следует прочитал весь репортаж до самого конца в самом начале вечера, то... Впрочем, додумывать я не стал - в конце концов, при данных граничных условиях телефон представлял сейчас неплохую альтернативу прогулке. Потревожить кого-нибудь поздним звонком я не боялся, так как знал, что заседания подобных клубов всегда проходят в не предназначенных для постоянного жилья помещениях: ну, скажем, в отдельных залах небольших кабачков или гостиных при церковных и общественных центрах, а мобильник, номер которого был приведен в статье, является клубным инвентарем и просто-напросто выключается при ненадобности и после заседаний. Поэтому, в худшем случае, мне просто никто бы не ответил, но я почему-то был уверен, что какую-нибудь справку я все-таки получу, хотя и понятия не имел, о чем, конкретно, буду говорить и спрашивать. В другое время это могло бы стать серьезным препятствием к самому звонку: я бы, глядишь, с четверть часа ходил и репетировал бы, как начать, да как продолжить. В другое - но не сейчас, ведь я хорошо помнил, что мой "тезка" тоже совершенно спонтанно заявил своей знакомой о желании заниматься живописью. С телефоном, однако, сложилось не сразу. Кабельный распределитель, ведающий передачей сигнала на компьютер и телефон, уже несколько дней находился в расстроенных чувствах, постоянно срываясь в полную отключку и вырубая тем самым и телефонную и интернетную связь с миром, хорошо еще, что я чуть не целый день проводил теперь на работе и мог оттуда заниматься текущей почтой и звонками. Я не держал на него особого зла. Распределитель, наверняка, старался, как мог, обеспечив мне, к примеру, уже сегодня чтение такого важного, как теперь выяснялось, письма. Но сейчас несчастный прибор только беспорядочно и беспомощно мелькал вразнобой всеми своими огоньками, показывая полную неготовность к работе. Мне пришлось полностью отключить его от сети, а потом довольно долго ждать, пока он снова раскочегарится. Все это время я занимался отражением провокаций своего здравого смысла, который, безобразно суетясь вокруг, на разные лады уговаривал меня не пороть горячку, а ложиться лучше спать, ибо утро вечера мудренее, а первых вторников месяца впереди тьма-тьмущая, и до следующего уж точно ничего ни со мною, ни с миром вокруг меня не случится, раз мы все до сих пор нормально на ногах стоим, зато я смогу как следует подготовиться к такому важному разговору, и вопросы мои, в чем бы они ни состояли, станут четки, выверены и будут бить в самую точку. В одном, впрочем, этот серый филистер с большим-пребольшим стажем был прав: ситуация в бюро хотя и разрядилась немного, но позволить себе завтра полдня зевать в прямом и переносном смысле я все еще никак не мог. При прочих равных обстоятельствах я, быть может, и прислушался бы к нему, но в том-то и дело, что эти самые пресловутые "прочие равные" были крайне сомнительны уже с позапрошлого воскресенья, а теперь так и вовсе приказали долго - не то жить, не то себя ждать. И хотя я, действительно, не очень люблю решать по телефону более-менее важные и не очень хорошо сформировавшиеся проблемы, всегда предпочитая видеть собеседника вживую, но в данном случае я ни под каким видом не согласен был ждать не только до мифического следующего первого вторника, но даже и до завтра-послезавтра, имея хоть какой-то шанс уже здесь и сейчас заглянуть хотя бы одним глазочком в запись о себе в "Книге Судеб", "Ничего, пробьёмся как-нибудь завтра, не впервой!" - сказал я себе, отправил здравый смысл вязать чулок и варить на зиму варенье и, как только связь восстановилась, набрал номер.