Я быстро подсчитал, что если не стану терять времени дома и пробегусь немного, то вполне могу успеть на последнюю электричку в центр. Городское метро, одна из линий которого вела почти до самого экскурсионного бюро, работало, конечно, по совершенно другому графику, чем днем, но, вроде бы, последние поезда следовали до самой полуночи. В общем, проезд в один конец был вполне обеспечен, а о последующем я и думать не думал. При этом мне почему-то казалось исключительно важным добраться до "Кёнига" еще сегодня, так сказать, до двенадцатого удара часов, поэтому об откладывании поездки на более удобное время, хотя бы до завтра, и речи быть не могло. Как и полчаса назад, перед телефонным звонком, я не имел ни малейшего представления, что я буду делать в бюро или около него, ежели к моему приезду оно окажется уже закрытым, а это было, в принципе, единственным возможным вариантом для такого времени. В принципе - но не сегодня, так как прием гостей, затянувшийся, по словам дамы из клуба, до самого позднего вечера,давал мне некоторые шансы, а потому надо было спешить. Впрочем, нестись, сломя голову, мне слава Богу, не пришлось. Едва я, застегивая на ходу куртку, вымахнул на нашу поселковую магистраль, пытаясь сообразить, не лучше повернуть в противоположную сторону к другому полустанку, через который по-прежнему продолжали пускать в город большинство пригородных поездов, как на другой стороне улицы, метрах в пятидесяти от меня, затормозило такси, из которого начала шумно вываливаться развеселая компания. Я наддал, плюхнулся на сиденье едва ли не на колени к последнему из выкарабкивающихся гуляк, проверил бумажник в куртке и перевел, наконец, дух. Мы домчались минут за двадцать; дороги в этот час были почти пусты, а редкие светофоры приветливо мигали нам зелеными огоньками. В качестве ориентира я назвал водителю адрес Клуба болельщиков, который, как я и предполагал, оказался расположенным в большом, трехэтажном здании Евангелического центра. Моя телефонная собеседница, очевидно, уже успела за это время уйти домой, потому что ни в одном из окон Центра света не было, а вот впереди наискосок, через несколько домов, ярко горели в высоком цокольном этаже витрины под здоровенным, выдающимся чуть ли не до середины тротуара, балконом. Небольшой изгиб улицы не давал мне разглядеть из такси, что это за здание и есть ли кто-нибудь внутри. Машин перед домом, впрочем, было всего-ничего, и намеренно медленно расплачиваясь, я все лихорадочно решал, не попросить ли мне шофера подождать меня минутку-другую, пока я схожу и проверю, что и как. - Да, ну так что: туда, сюда, или? - не выдержал наконец таксист, понимая, очевидно, причину моей медлительности. - Все в порядке, поезжайте, спасибо, - ответил я, подумав, что покупал билет только в один конец, а когда, откуда и куда возвращаться, я теперь всегда буду решать на вольном воздухе, а не в тесноте наемной машины. Я быстро пересек пустынную улицу по диагонали, и с каждым шагом ее чуть искривленная перспектива поворачивалась ко мне под немножко другим углом. Казавшиеся издалека едиными витрины разъехались в стороны, подобно двум крыльям театрального занавеса, между ними виднелся теперь неширокий простенок с крылечком о четырех ступеньках и двумя дверями. Левая, ближняя ко мне, вела в кафе "Le bon homme", где несмотря на близящуюся полночь там и сям сидели еще за столиками, а правая, дальняя, - в столь же хорошо освещенную, но, казавшуюся совершенно пустой приемную конторы, название которой, "КЁНИГ", было написано на большом, очевидно, временном транспаранте, растянутом над витриной, и словно отражалось в буквах на разноцветных воздушных шариках, всплывших под ее верхний край. Я немного потоптался перед витриной, пытаясь заглянут вовнутрь с различных точек и под разными углами. Огромная, прекрасно освещенная зала - хоть танцы устраивай - была совершенно пуста, если не считать двух оазисов с высокими, разлапистыми пальмами и фикусами в больших кадках. На дальней от меня стене там и сям были развешены в разномастных рамках какие-то снимки или картины, но что именно я отсюда из-за сильно отблескивающего стекла различить не мог. Ни столов, ни стульев, никакой прочей мебели.В общем, было не очень похоже, чтобы здесь всего каких-нибудь полчаса назад довольно буйно справляли новоселье, как утверждала дама из клуба напротив. Впрочем, из своих окон она тоже могла видеть лишь освещенные окна и не больше, а скопище машин у входа, о котором она говорила, наверное, принадлежалo посетителям кафе, теперь мало-помалу разъезжавшимся по домам. "Ну, ладно, - подумал я, - все равно сейчас все выяснится!" Но перед крыльцом, я все же постоял еще минутку, словно примериваясь. Я не чувствовал сейчас не только никакого страха, но даже и малейшей неуверенности в себе, с которой я всегда начинал даже самый легкий, заранее во всех деталях известный, проект или отправлялся на пустяковую шахматную партию. Мне было просто очень интересно: кто и что ожидает меня за дверью направо, ведь если там горел свет, так были же, верно, и люди! Соседство же экскурсионного бюро и французского кафе показалось мне вообще весьма забавным: клиенты "Кёнига", заказавшие, скажем, тур во Францию, буквально тут же, дверь в дверь, могли отведать буйабес или кофе с бриошью, словно они были уже в Марселе или кондитерской на какой-нибудь там Площади Республики. А могли и в обратном порядке: сначала попробовать луковый суп в кафе, затем сморщиться с непривычки, сокрушенно покачать головой - надо же, а сколько восторгов слыхали! - и забронировать поездку в гости к венскому шницелю и яблочному штруделю или же, допустим, к критской, мировой известности мусаке под смоляную рецину. Да, Господи, мало ли что еще мог предложить им "Кёниг", чем он, в самом деле, был хуже "Кука."! Эта незамысловатая мысль привела меня в такое хорошее расположение духа, что на крыльцо я поднимался, уже напевая про себя: "Все могут короли, все могут короли! И судьбы всей земли вершат они порой!" C тем и толкнул дверь в бюро. Большая приемная казалaсь с улицы абсолютно необитаемой, потому что слева от двери в ней имелся еще и не видимая снаружи довольно широкая ниша, а в ее глубине за простым, вовсе не королевским, письменным столом сидел сам Вальтер Кёниг. - П-привет! - сказал он, поднимаясь и выходя мне навстречу. - Вы все-таки приехали! - А у меня были шансы избежать этого, после того, как вы объявили, что в долгу передо мной, и судьба, мол, иногда поразительные фокуса вытворяет? - ответил я вопросом на вопрос, пожимая ему руку. - Ну, всяко бывает, - он неопределенно пожал плечами. - Но раз вы лично именно так думаете, то я рад, что формальностями и вводностями покончено! П-прошу! - он сделал широкий приглашающий жест рукой куда-то себе за спину. - П-проходите, п-пожалуйста! Вытянув шею, я подался вперед и заглянул ему через плечо. В боковой стене аппендикса виднелась еще одна дверь. Я вопросительно взглянул на Вальтера. - Да-да, - он показал ладонью в сторону двери. - Смелее. - Да куда уж смелее! - усмехнулся я и открыл дверь, за которой тут же, синхронно загорелся свет. Навскидку, с порога, эта комната показалась мне, пожалуй вдвое меньшей, чем смежная с ней, выходящая большой витриной на улицу. Но зато она, действительно, была оформлена, как и большинство ее названных сестер в других туристских и экскурсионных бюро - стены ее были увешаны красочными плакатами и фото, в очередной раз блестяще доказывающими, что лучше лишь там, где нас нет: еще или уже, смотря по обстоятельствам. Я снова оглянулся - теперь Вальтер безмолвно показывал мне на комнату уже двумя ладонями сразу, вытянув их перед собой. Мне вдруг пришло на ум, что точно так же, вежливо и по-домашнему, приглашал Штирлица во внутреннюю тюрьму Мюллер. "Бог знает какая чепуха в голову лезет!", - проворчал я еле слышно, покачал укоризненно головой для убедительности, вошел и начал осматриваться. Интерьер этого помещения оказался вовсе не таким тривиальным, как мне представлялось с порога. Лишь часть, причем явно меньшую часть стен занимали обычные, из серии тринадцать на дюжину, плакаты, изображающие стандартных, обязательно разнополых детишек, самозабвенно возящихся в морском песке под присмотром газелеподобной мамы, или никак не желающих остепениться старика и старуху, ровно тридцать лет и три года бороздящих синее море на пятизвездочном круизном лайнере. Куда больше было здесь прекрасно выполненных, сочных, почти объемно смотрящихся фотографий традиционных туристических целей и объектов, снятых, однако, под крайне необычными ракурсами. Аркбутаны Парижского Нотр-Дам виднелись, например, через переплетение листьев какого-то дерева, кажется, ивы. На соседнем снимке на фоне Понт Нёф и памятника Генриху IV на скамеечке восседал какой-то удивительно благообразный клошар с окладистой седой бородой, похожий на Льва Толстого и завтракающий чем Бог послал, именно: шампанским, сыром и какими-то сочными, красными ягодами, - и выглядящий ничуть не менее монументально, нежели король на коне. Затем шла большая подборка фотографий, не то иллюстрирующих "Сады" Леконта де Лиля, не то доказывающих, что и впрямь "у природы нет плохой погоды". Каждая из них была разделена вертикальной, горизонтальной или косой чертой на две части и